Отчего же такая нервная реакция? Отчего шквал огня против коротких — в три-четыре патрона — очередей?

Скорее всего оттого, что приходятся эти очереди в цель. Что досталось кому-то в грудь или голову свинца. А так результативно из допотопного «дегтяря» могут палить только люди, хорошо его знающие, отстрелявшие в боевых условиях не один магазин. Только свои. Только ветераны.

Пауза. Тишина.

И одиночный винтовочный выстрел. И снова шквал ответного огня.

Вот и еще кто-то распростился с жизнью. Посредством архаичной, конца того века, трехлинейки.

Ветераны! Они! Больше некому! Теперь надо терпеть. Теперь есть шанс дождаться спасения.

Единственно непонятно — почему такие паузы между выстрелами?

Боятся раньше времени демаскировать свое местоположение? Подпускают противника ближе? Но при таком численном превосходстве последних это может кончиться плохо. Или?..

Или кто-то там, возле ворот, ведет бой в единственном числе, переползая от укрытия к укрытию? Но если он один, то где остальные? И если остальных нет, то почему он пошел в бой в одиночку? Что вообще все это значит? Плановое наступление? Или отчаянный жест камикадзе-одиночки?

Вопрос, имеющий множество ответов. И, значит, ни одного единственно верного.

В любом случае Сан Санычу этот бой не переждать. И не пережить! Если победят бандиты — его запытают до смерти. Если верх возьмут ветераны — его в последний момент пристрелит Седой. Вместе с Мариной и Светой. Ему так приказали. И он исполнит этот приказ, потому что лично ему он ничем не угрожает. Расстрелять в упор безоружных пленников — это не в атаку с автоматом наперевес бежать.

Выжить Сан Саныч не может, но обязан! Помочь ему со стороны невозможно. Единственно, что могут сделать чуть запоздавшие, возможно, даже на секунды, спасители, — это констатировать его смерть и предать согласно ритуалу его бренные останки земле.

Но хорошо сказать — выжить. Но как выжить, имея в пассиве семь с хвостиком десятков лет, кровоточащие, по всему телу, раны и связанные ремнем перед собой руки, учитывая, что противостоит тебе не ровня, но пышущий здоровьем, силой и злобой бандит-молодец? Кстати, с пистолетом и развязанными, во всех отношениях, руками.

Убедить его посредством общего морально-этического превосходства и идеологически верно выверенной речи сложить оружие и сдаться на милость победителя? Так ведь не победителя — какой Сан Саныч, к дьяволу, победитель, он побежденный.

А зачем сдаваться на милость побежденного?

Ерунда какая-то. Побежденный не может диктовать условия! Он должен их принимать!

Нет, моральная победа здесь исключена. С имеющими начальное уголовное образование бандитами говорить о высоких материях безнадежно. Их надо побеждать только физически.

Ну да — связанными руками!

Может быть, пока он осматривается в окно, попытаться распустить узел? Не удастся самому — привлечь кого-нибудь из пленниц? Например, девочку? Дети — они быстрые и, что немаловажно, легкие. Под ней половица предательски не заскрипит. Может, так?

Нет. Опасно. Бандит за ослушание может наказать. И уж точно не устным выговором. Может ударить. Может, разнервничавшись, даже и пристрелить. Ему все равно их стрелять. Всех. Рано или поздно. Он может выбрать рано. И первым может выбрать не Сан Саныча.

К тому же вряд ли заложники сейчас способны к каким-нибудь целенаправленным действиям. Они слишком напуганы, чтобы понять без слов, что от них требуется.

Нет, помощь заложников отпадает. Надеяться можно только на самого себя.

На себя… со связанными руками!

Сан Саныч застонал и перекатился с бока на спину. Седой мгновенно взглянул на него от окна, но, увидев все то же, уже почти бесформенное, не способное ни на какие активные действия, страдающее от боли, страха и тяжелых предчувствий тело, успокоился.