|
.. - Неужели им жалко заплатить за меня шесть тысяч рублей? - простонал я вслух. - Ну ладно, Завитайкин, не расстраивайся... Сейчас я напишу ещё одно письмо,-сказал Тулькин.- Мы тебя в этом письме уценим, и твои родители тебя, может быть, выкупят.-Тулькин зажёг фонарик, снял перчатки и вытащил из кармана куртки блокнот и вечное перо. - Чтоб меня уценивать!..-сказал я.-Да ни за что на свете! - Пятьдесят! - предложил Тулькин. - Шесть тысяч!-сказал я.-Я эту цену для Тани назначил. Чтоб она знала, что я чего-то стою - Пятьдесят! - сказал Тулькин.- И ни копейки больше! - Пять тысяч шестьсот! - сдался я. - Пятьдесят! - повторил упрямо Тулькин.- Раз - пятьдесят! Два - пятьдесят! Три - пятьде-сят! (Я не согласился.) Всё! - сказал Тулькин.- Я выхожу из этого дела! Таскать по кладбищу доплатные письма! Ещё ноги переломаешь! - И выходи! - сказал я.- Пожалуйста! Не заплачу! Выходи! - Сам себя воровал! Сам письма писал! Сам их и подбрасывай! Знал бы, лучше телик бы смотрел. - И подброшу! И без твоей помощи подброшу!... Телевизирь несчастный. - А ты!.. А ты!.."-заорал Тулькин.-Ты... уцененный Ромео и Джульетта!-И здесь Тулькина как будто прорвало - как он меня только ни называл: и ливерной колбасой, и эскимо на палочке, и магазинным холодцом!.. А я всё время повторял спокойно только одну фразу: - Если ты и вправду смелый человек, развяжи мне руки и повтори ещё раз, что ты мне сказал! Но Тулькин все-таки продолжал поносить меня изо всех сил. И тогда меня вдруг осенило, и я подумал: с похищением, конечно, всё пропало, не бывать моему портрету в "Неделе", но появилась надежда прославиться по-другому... Это была пре-красная мысль, и мой портрет, кажется, может всё-таки появиться в "Неделе". - Хорошо,-оборвал я ругавшегося Тульки-на.-Если ты меня действительно ненавидишь,--сказал я Тулькину,- надень на мой берет свою кеп-ку и дай мне доской по голове.-Я подумал, что вдруг после этого удара я, как та женщина-испанка, вдруг заговорю на чистом английском языке, и обо мне, конечно, сразу же напечатают во всех газетах! И я прославлюсь! - Тулькин, будь другом, дай мне доской по голове! Я это заслужил, Тулькин! Я думал, что Тулькин с удовольствием выполнит мою просьбу, но, к моему удивлению, Тулькин не только не ухватился за моё предложение, но категорически отверг его. - Легко хочешь отделаться! - отозвался из темноты Тулькин, освещая меня электрическим фонариком.- Сейчас всех ребят соберу, и мы тебя, связанного, на базар отнесём и к прилавку тебя привяжем, где уценёнными товарами торгуют. И ещё сфотографируем тебя утром и подпись сделаем: "Бессердечный парень, который украл себя за деньги у своих родителей!" И родителей твоих тоже снимем на карточку: "Бессердечные родители, которые не захотели выкупить своего сына ни за какие деньги!" Всю вашу семейку на весь мир прославим! И Кузовлеву твою прославим-скажем, что она тебя подговорила. И брата твоего не пощадим. Скажем - всё знал, но скрыл... Сделав такое жуткое заявление, Тулькин скатился в темноте с чердака по лестнице, а я остался один, связанный по рукам и ногам, без похищения, без славы, и без знаний английского языка, и теперь уже без какой-либо надежды на то, что Таня Кузовлева когда-нибудь обратит на меня своё внимание. Я напрягся и изо всех сил задёргал связанными руками.
Рассказ шестой ВОТ ТАК НОВОСТЬ! - Я буду водящим,-сказал я и сделал вид, что снимаю со своей руки часы. - Ишь какой! - разозлился Сутулов.- Он будет водящим! Я буду водящим! - Хорошо,-согласился охотно я,-снимай свой хронометр. - А зачем тебе мой хронометр? - спросил ме-ня Сутулов. - Сейчас мы будем играть,- объяснил я Суту-лову, снимая с его руки швейцарский хронометр и подмигивая Мешкову, Дерябину и Тулькину. |
