— Дайте отойти! Задавили совсем!

— Списки, — прошептал Роберт, чувствуя, что начинает дрожать.

— Выживших в катастрофе, — поддразнила Лиса с озорной кривой ухмылочкой.

На трясущихся ногах, останавливаясь на каждой ступеньке, Роберт принялся спускаться вниз.

К спискам было не подойти. Как только строгая женщина закончила распинать истину на деревянных рейках, доску облепили: точно муравьи — брошенный на муравейник огрызок яблока.

Роберт остановился в нескольких шагах от копошащегося клубка рук и голов — пожалуй, Лиса действительно поступает мудро, отсиживаясь в тишине и покое, покуда другие штурмуют доску. Озаренные сиянием или ударенные пыльным мешком по темени, ребята по одному отходили от списка. Постепенно толпа рассосредоточилась по коридору. Путь был свободен, но Роберт не решался двинуться с места. С каждой секундой ему становилось всё ближе желание странной поэтессы подольше сохранить надежду. Белый лист зиял своей яркой наготой — он ждал, он звал…

— Боишься? Давай я посмотрю!

К Роберту подскочила та самая назойливая тощая девчонка, что весь срок обучения на курсах бегала за преподавателями. На голове у неё торчали два смехотворных крысиных хвостика из тонких блестящих как леска волос.

— А ты сама?

— Я поступила! — щедро растянув свой большой узкогубый рот, она продемонстрировала Роберту мелкие козьи тесно посаженные зубки, — Не дрейфь! Давай посмотрю! Как твоя фамилия?

Он назвался.

Девчонка бегло протащила кончик пальца сверху вниз по листку:

— Нет тебя!

— Как это — нет? — Роберт почувствовал, что сердце его, до того будто болтавшееся на слабенькой ниточке, оторвалось и упало. Он метнулся к списку. Трепеща всем телом, самолично дважды пробежал его глазами. Вдруг ошиблась? Не увидела?

И в третий раз — для верности.

Нет.

Действительно — нет.

Когда Роберт вернулся на лестничную площадку, Лисы уже не было. Он сел на подоконник, на то самое место, где только что сидела она — место ещё оставалось теплым. Минуту спустя он увидел, как поэтесса бегом пересекла двор, исчезла за дверью литературного корпуса и через какое-то время вылетела оттуда — и по тому, что она именно вылетела, а не вышла, Роберт догадался: Лиса поступила — её вера и упорство не пропали даром — пятый раз оказался победным. Она скакала к воротам — казалось вот-вот девчонка преодолеет земное притяжение и воспарит над тротуаром — такое ликование ощущалось в её бегущей фигурке. Грустная радость, добрая зависть — знакомые каждому, но совершенно неописуемые чувства. Роберт наблюдал в окно за своей подругой, с которой, скорее всего, ему больше не суждено увидеться. Сейчас он спустится, выйдет из здания, сядет в автобус и уедет — возвращаться ему незачем, это она, Лиза-Лиса, в новом учебном году будет приходить сюда каждый день, сидеть на подоконнике, брать горький кофе в полосатых стаканчиках из аппарата в центре вестибюля, продолжать студенческие летописи на стенах, и главное — крохотными шажками, но неотступно двигаться к затерянной в облаках заблуждений незримой неприступной вершине мастерства.