— Если мы будем продолжать спускаться, — сказала Наннет, — то зароемся в дно озера.

— Да, если только давление не обрушит туннель. Здесь становится теплее... Интересно, что поддерживает этот лед?

Дохмн рыкнул и потянул их дальше.

— Хорошо, хорошо, — сказал Дольф.

Почти немедленно стены туннеля начали раздвигаться, и шаги их уже отдавались эхом. Пока Дольф ломал голову, что ждет впереди, с каждым шагом становилось светлее, пока Дольф не понял, что свет идет сверху. Первым их впечатлением было, что они вышли под открытое небо, но это, конечно же, было невозможно. Просто высоко над их головами светился сам потолок.

— О, Дольф! Смотри! — воскликнула Наннет.

Но Дольф уже и сам увидел. После очередного поворота пол под ними начал спускаться вниз еще круче, а там у их ног, возникли сказочные руины безмолвного, погребенного города.

Или он просто ждал звуков их шагов? Воздух стал теплый, сырой и густой, как земной туман — и в нем было достаточно кислорода, чтобы они могли дышать, правда, еще под воздействием эликсира, замедляющего метаболизм. Город купался в зеленовато-серых сумерках, которые лились сверху, из огромного озера, концентрирующего солнечные лучи, точно линза.

Дольф сбросил маску и наушники и сделал глубокий, торжественный вдох. Наннет вцепилась в его руку. Стояла глубокая тишина, нарушаемая далеким звуком — журчанием проточной воды. Этот звук был столь удивителен на сухой планете, что почти предполагал чье-то сверхъестественное присутствие.

Здания города были высокими, стройными, стоящими далеко друг от друга. Вырезанные в незапамятные времена из какого-то хрусталя, они не несли на себе ни малейших признаков времени или обветшания. Их полупрозрачные очертания казались толпой худых призраков — или это светились топазовые капли, завершающие их невозможно острые вершины и ярко светящиеся даже в сумерках.

Дохмн остановился, замер, тихий и неподвижный, как статуя. В городе ничего не двигалось, но все же он не казался мертвым. Здесь, под песком и льдом Марса, он словно был заключен в незримую биосферу, и строители, защитившие его от любых невзгод, по-прежнему управляли им...

Песчаная кошка испустила тихий вздох, опустилась на все четыре лапы и поскакала по широкой авеню — или это была площадь? Не было времени стоять и размышлять, и они ринулись вслед за Дохмном. Было странно видеть, сколько здесь оказалось зданий — словно город протянулся под всей пустыней. Прозаический земной вещмешок на широких плечах Дохмна казался уродливым, он не принадлежал этому миру безмолвного неба, сверкающих драгоценностей и прозрачных башен.

Дольф поднес к уху один наушник. Маяк продолжал выть, настойчивый, неизменный, но больше этот вой не казался зловещим. Теперь он напоминал какую-то длинную арию, словно песню Сирен Гомера. Смысл ее был все так же бесчеловечным, как и прежде, но теперь в нем проглядывала чистая мелодия, искаженная уже самими наушниками.

Авеню продолжало расширяться, словно хрустальные башни отстранялись от трех маленьких фигурок, следующих в их лабиринте за нитью песни. Потом тротуар внезапно опустился гораздо ниже уровня дороги к большому бассейну света, в центр которого была сфокусирована линза Lacus Solis. Там был мраморно-белый амфитеатр с превосходным параболическим полом, отражавший свет обратно в ледяное небо, казавшийся почти что твердой колонной.

— Дохвммнн, — сказал Дохмн.

Они медленно спускались по террасам, слишком высоким, чтобы быть ступенями, и слишком низким для скамеек. В самом центре амфитеатра была еще одна хрустальная сфера, похожая на беседку на каменном возвышении, футов пятнадцати в высоту.

В ней стоял трон. А на троне сидел кто-то... или что-то.

Фигуру его было трудно рассмотреть, так как хрустальные стенки беседки были, казалось, наполнены тускло светящейся жидкостью.