(Доверительно понижая голос.) Кастрацией! Кастрированных рабов потом продавали в гаремы как евнухов.
Каролина (в ужасе): Не может быть!
Габриель: Да-да. Раба сажали на стул с дыркой посередине, их причиндалы свешивались в эту дырку, и мать ударяла по ним двумя кирпичами.
Каролина: Но это же очень больно!
Габриель: Вовсе нет! Главное вовремя убирать большие пальцы.
На лице Каролины появляется гримаса отвращения.
Каролина: Это были варварские времена.
Габриель: И не говорите. Люди тогда вообще не мылись. А сколько мух было на городском рынке!.. (Выражение ее лица меняется.) Однажды друг пригласил меня послушать одного типа из какой-то секты. Символом у них была рыба.
Каролина: Рыба? Это были первые христиане!
Габриель: Тогда такого слова еще не существовало. Это была просто странная еврейская секта. И я влюбилась в одного из них. Он был так красноречив! Бородатый, черноглазый, хорошо сложен… У него были такие мышцы! Такие непокорные волосы. Его звали Мордехай. Никогда не забуду ту волшебную ночь, когда он пригласил меня погулять на Капитолийский холм.
Каролина: Как это прекрасно!
Габриель (хмурится, потом ее лицо снова становится мечтательным): Я оставила семью и последовала за Мордехаем. Каждый день — новый город, в котором мы проповедовали. Какие речи мы произносили в Афинах, Спарте, Сидоне, Тире, Сиракузах! Сколько воспоминаний… Мы обошли все средиземноморское побережье. Где мы только не побывали! Видели все южные берега. Ах, юг!.. Какие учтивые рабы, какие быстрые галеры, прекрасные гладиаторские бои. Иногда, конечно, жители деревень забрасывали нас камнями… Но это было настоящее приключение! Мы обращали по пять человек в день, и вчетверо больше, когда случалось солнечное затмение, или во время эпидемий.
Каролина: А что было дальше?
Габриель: Меня схватили стражники императора. Некоего Нерона. И он приказал казнить нас на арене цирка.
Каролина: Какой ужас!
Габриель: Это произошло весенним утром. Каждому из нас был уготован особый род пыток в рамках грандиозного представления, которое должно было продлиться целый день. Меня, например, бросили голодным атласским львам.
Каролина: Больно было?
Габриель: Да, немного.
Каролина: Бр-р-р… Аж мурашки по коже.
Ее передергивает от отвращения, но она продолжает слушать с большим интересом.
Габриель: Ну, могло быть и хуже — например, меня могли четвертовать или сжечь заживо.
Каролина: Вы сказали, что все это случилось две тысячи лет назад. Сколько времени прошло…
Габриель (доверительно): Между нами говоря, иногда у меня такое чувство, что я не догоняю.
Каролина: ???
Габриель: Телевидение, Интернет, самолеты… Когда я покинула землю, все ездили на ослах, вопросы решали, перекрикиваясь через улицу, а сообщения на большие расстояния отправляли с почтовыми голубями.
Каролина: Зато голуби не ломались.
Габриель (фыркает): Но их мог съесть коршун…
Каролина: Ну что же, пойду приведу клиента.
Габриель: Отлично.
Каролина проходит мимо Бертрана, садится на кровать, смотрит на спящего Анатоля. Легко прикасается к его лбу.
Габриель берет пульт и включает экран в центральной части сцены. На экране появляются толпы людей, но звука нет. Габриель переключает каналы, находит нужный. Бертран встает, подходит к Габриель и что-то шепчет ей на ухо.
Бертран: Видели клиента?
Габриель: Нет еще.
Бертран: Я читал его досье. Вы будете удивлены.
Габриель: ..?
Бертран: Думаю, вас это позабавит.
Габриель: ???
Бертран: Думаю, что я могу вам сказать… Его песенка спета.
Габриель: Вы так уверены в себе?
Бертран: Если мы допустим, что кто угодно сможет пройти эти последние испытания, то скоро всё здесь заполонит толпа придурков. Не думаю, что нам стоит повторять ту ошибку с бакалавриатом. |