— Не хочу покидать тебя, — простонал он и накрыл её рот жадным, голодным поцелуем.

Это было совсем не похоже на нежные, дразнящие, тёплые утренние поцелуи. Сейчас в нём говорила откровенная потребность. Жар. Отчаяние. Страх и желание. Настоятельная нужда.

Элли отвечала на его ласки и поцелуи с таким же отчаянным пылом, зная, что может больше никогда не увидеть его. Ах, и почему они не предались любви этим утром? Её дурацкие предрассудки казались глупостью сейчас, когда ей, вероятно, предстояла жизнь без Даниэля. От этой мысли её забила дрожь.

Он взял её лицо в ладони, горящие глаза, казалось, заглядывали в самую душу:

— Элли, обещаю, это не конец. Я как-нибудь разберусь. — Голос его срывался. — Я постараюсь вернуться и…

— Нет, Даниэль, — покачала головой Элли. — Лучше покончить всё одним махом. Я не смогу жить крохами. — Она крепко поцеловала его. — Я хочу тебя целиком. Крохи были бы наихудшей пыткой. А так — мне останутся воспоминания. Только как бы я хотела, чтобы мы… знаешь… этим утром.

— Предались любви. — И поправил он её низким хрипловатым голосом: — Не «знаешь». Ты хочешь сказать, что жалеешь, что мы не предались любви.

— Нет, Даниэль, даже без… — голос её прерывался, по щекам катились слёзы, — без физического обладания, мы познали… сотворили любовь. Неужели ты не чувствуешь её вокруг? Надеюсь, мы сотворили достаточно, потому что мне её должно хватить до конца жизни…

— О, Элли, моя милая, любимая Элли! — Он простонал и прижал её ещё крепче. — Как же мне вынести разлуку с тобой?

— Даниэль, ты должен. Ты женат. Ничего не поделаешь.

— Готовы, капитан? — окликнул снизу сержант. — Помочь вам?

— Чтоб ему пусто было! — пробормотал Даниэль, не отпуская её. Он зарылся лицом в волосы Элли, вдыхая её запах — запах жизни и любви. Он сожалел, что у них не было соития — это добавило бы в их отношения новое измерение, которое, он был уверен, Элли неизвестно. Однако она была права — даже без физического обладания, они познали большую любовь. Он отчаянно надеялся, что она достаточно велика, чтобы пережить возвращение его памяти.

Наконец, они неохотно разомкнули объятия и спустились. Элли почувствовала, как сержант окинул её цепким взглядом, и поняла, что выглядит как женщина, которая только что страстно целовалась. И гордо вздёрнула подбородок: ей было всё равно, что он о ней думает.

Сержант привёл с собой двух лошадей. Осёдланных, ждущих.

— А что со сквайром? — вполголоса обеспокоенно спросил Даниэль. — Я не мо…

Элли закрыла ему рот ладонью:

— Тссс. Не беспокойся об этом. Я справлялась с ним уже много месяцев. Ничто не изменилось.

Его губы шевельнулись под её пальцами, он коснулся языком руки и она отняла её, не в силах вынести больше.

— Мистер Мишка, мистер Мишка, ты же не уезжаешь?

Даниэль подхватил расстроенную малышку на руки и обнял её:

— Я должен, принцесса. Будь хорошей девочкой и присмотри за своей мамой вместо меня, ладно? — Он поцеловал её на прощание.

Эми заплакала и обхватила его за шею:

— Нет! Нет, мистер Мишка, ты должен остаться. Тебя привела волшебная свеча…

С лицом, окаменевшим от усилий не выдать истинные чувства, Даниэль отцепил маленькие ручки, отчаянно пытавшиеся не выпускать его, и передал Эми матери:

— Я как-нибудь разберусь, даю слово, — сказал он тихим, прерывающимся голосом.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.