Постепенно Николай втягивался и к концу недели ловко поражал добрую половину прыгающих мишеней. Изо всех положений. Бульканье наставника теряло обидный характер, воспринималось, если не полным одобрением, то – снисходительной, сдержанной похвалой.

Самое тяжелое, ничем не занятое время дня – вторая его половина, от обеда до ужина. Родимцев все это время гулял по парку. Естественно, под ненавязчиым, но строгим надзором.

Пусть миражная, пусть урезанная, но свобода! Что касается банкирских пастухов – пусть забавляются, пленник не собирается покидать надежного убежища. Во всяком случае, до решающего разговора с хозяином.

На третий день призрачной свободы, Родимцев, прогуливаясь по тенистой аллее, неожиданно повернулся. Так неожиданно, что идущий по пятам все ещё прихрамывающий пастух буквально наткнулся на него.

– Пасешь? – максимально доброжелательно осведомился пленник, когда Рекс остановился. – На общественных началах или – приказано?

По законам логики топтун просто обязан либо сослаться на дефицит кислорода в его комнате, либо подтвердить первое предположение. Да, дескать, любопытствую от нечего делать. Или – велено.

Неожиданно топтун пошел по второму пути.

– Приказано, – виновато улыбнулся он. – Ничего не поделаешь, приходится выполнять.

– Зря злишься, дружан, – Николай миролюбиво полуобнял пастуха за плечи, кивнул на его больную ногу. – Сам должен понимать – спарринг начал не я – вы. Мне пришлось защищаться. Так что, не держи сердца!

– А кто тебе сказал, что я злюсь? – удивился телохранитель. – Просто выдалась свободные полчаса, вот и порешил подышать свежим воздухом. – опасливо оглядев разросшийся кустарник, переключился он на первый вариант. Понятно почему – в конце аллеи замаячила знакомая фигура урода. – Гляжу – топаешь, вот и пристроился следом. В начале думал – подойти, побазарить за жизнь, после порешил не навязываться…

Парень выдает чистое вранье! Ведь Рекс не первый раз бродит по тем же аллеям, что и Родимцев. Тем более, сам признался – пасет!

А что ему остается делать, пригасил недоброжелательность Николай, достаточно того, что признался – пасет не по собственному почину, а по приказу. Появление Бобика заставило выкручиваться. Авось, услышит ольховский наушник последние признания Рекса – успокоится.

Бобик свернул к черному под»езду – видимо, решил проверить поваров и посудомоек. О чем базарят между собой, не таится ли в базаре что нибудь обидное или, не дай Бог, опасное для хозяина?

– Ну, что ж, давай тогда познакомимся. Меня зовут Николай. Твоя кликуха – Рекс? А по человечески как?

– Павел. Ромку звать Давидом, Полкана – Игорем. Хозяин запретил обращаться друг к другу по именам – только по кличкам. Тебе тоже придумает какого нибудь Колли. Нет, не Колли, эта кликуха в нашем собачнике уже использована – Витька. Борис Моисеевич любит собак. Была у него одна ласковая дворняга, как увидит кого – хвостом крутит, щерится. Задавило её машиной, вздумала присесть по собачьей надобности прямо посредине проезжей части. Не поверишь, Ольхов прямо таки рыдал.

– А почему он не заведет новую собаку?

– Не спрашивали. У нас не положено интересоваться чем нибудь. Но однажды Вера Борисовна призналась – отец не хочет расслабляться, после гибели Альфы – так он назвал бродяжку – зарок дал: никакой животины в особняке! Вот и надумал своих шестерок именовать собачьими кличками.

Николая нисколько не удивило странное хобби банкира. Во все времена каждый по своему сходит с ума. Мать рассказала: её шеф на работе обожает кошек.