Вскоре я почувствовал, как ловкие пальцы врача расстегивают мою пижаму. Его ухо припало к моей груди. Я почти не дышал.

— Ну, что же, мистер Гревилль, — внезапно сказал он с легким акцентом, — кажется, вы чувствуете себя лучше, не так ли?

Я открыл глаза и встретился с его внимательным взглядом. Лицо его осталось невозмутимым.

— Да, — произнес я и обнаружил, что голос мой отказывается подниматься выше шепота.

— Вот и отлично, — кивнул он. — А то я уже начал волноваться. Ну, теперь все в порядке. Думаю, искусственное кормление можно отменить. Вы ведь не откажетесь проглотить немного вкусного супа, не правда ли? А может быть, и стаканчик красного вина?

— Без сомнения!

— Ну, так я распоряжусь, мистер Гревилль.

— Скажите, — выдохнул я, — где Найланд Смит?

В глазах врача появилось удивление.

— Найланд Смит? — повторил он. — Я никогда не слышал этого имени.

— Но он здесь… в Эль-Кхарге!

— Эль-Кхарга? — Он озадаченно воззрился на меня, потом ободряюще похлопал по плечу. — А, понимаю. Не думайте об этом. Я прослежу, чтобы о вас позаботились.

Маленький, сморщенный азиат — либо глухонемой, либо получивший приказ хранить молчание — принес чашку с дымящимся супом и стакан вина, похожего на бургундское. Суп оказался овощным, вегетарианским, но вкусен был не менее, чем вино.

Вскоре я снова остался один. И, казалось, весь обратился в слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, который позволил бы мне определить местонахождение этой необыкновенной зелено-золотой комнаты. Впрочем, мысль о побеге не возникала — я был слишком слаб даже для того, чтобы сползти с дивана.

Кроме непрерывного стука молоточков в моей больной голове, я не мог уловить ни звука.

Находился ли я по-прежнему в доме шейха Исмаила? Или меня перевезли в какое-нибудь другое место? Непреодолимая дремота постепенно вновь овладевала мною. И вдруг я встрепенулся — мне показалось, что откуда-то издалека донесся рев пароходной сирены!

Вновь навострив уши и ничего не услышав, я решил, что мне почудилось, и приготовился окунуться в целительный сон. Но внезапно меня охватили гнев и возмущение. Я вспомнил о своих спутниках и даже застонал от сознания, что из-за своей дурацкой слабости не в силах ничего предпринять. Боже мой! Что же со мной сделали?

Уши мои вновь уловили какой-то до боли знакомый звук. Сердце дико заколотилось: без сомнения, то был автомобильный сигнал! Я попытался сесть — тщетно — и от сознания собственного бессилия закрыл глаза.

Дверь позади открылась. Я определил это скорее каким-то подсознанием, нежели слухом, ибо не слышно было ни звука. Слегка приподняв веки, я из-под опущенных ресниц стал наблюдать, что будет дальше.

Слабый аромат достиг моих ноздрей. Я узнал его — именно он появлялся в моих странных видениях с участием богини Кали. И в самом деле — она стояла возле меня.

На сей раз на ней не было никаких таинственных одеяний — впрочем, вполне вероятно, они и раньше являлись лишь порождением моего больного воображения. На ней было золотистое китайское платье из такого тонкого шелка, что свет лампы, оказавшейся за ее спиной, пронизывал его насквозь, и я мог любоваться точеными линиями ее тела, будто ее окутывала лишь солнечная дымка.

Нежная рука коснулась моего лба. Я поднял усталые веки и встретил взгляд нефритово-зеленых глаз. Она улыбнулась и опустилась в кресло.

Итак, именно мадам Ингомар я должен был благодарить за свое спасение.

— Да, — будто отвечая на промелькнувшую у меня мысль, мягко промолвила она своим странным, похожим на колокольчик голосом.