Изменить размер шрифта - +
Иногда так хочется почувствовать себя просто женщиной. Я знаю: все мои начинания кончатся ничем, если принесут мне только власть, но не любовь…

Я чувствовал себя куда более одиноким, чем она!

Женщина, в чьи руки я попал, оказалась настоящим чудовищем! Боже, как я был слеп, считая, что ее частые наезды в наш лагерь вызваны горячим интересом к исследованиям Востока!

Может быть, из-за природной скромности я никогда не пользовался особым успехом у женщин и давно смирился с тем, что при распределении их благосклонности, как правило, оставался в стороне. Немалую роль сыграло, видимо, и присутствие Раймы. С того момента, как я впервые встретил ее, я не только перестал замечать существование других женщин, но и окончательно перестал волноваться, замечают ли меня они.

Да, теперь я вспомнил, что мадам Ингомар выбрала именно меня, попросив показать ей раскопки, да и в дальнейшем наши встречи происходили, как правило, по ее инициативе. Как я был слеп!..

Теперь я прозрел, но слишком поздно.

Без всякого сомнения, она была из породы самодержцев: жажда власти кипела у нее в крови. Я решительно не в состоянии был представить, почему она остановила свой выбор на моей скромной персоне, но читал в ее необычных зеленых глазах так ясно, будто она сказала это мне своим звенящим серебряным голосом: если я ее отвергну — мне придется умереть!

По западным стандартам, она была еще совсем молода. Но что значили годы? Рано обретенный опыт делал ее старухой. Боже, как бы я хотел поскорее исчезнуть с орбиты ее интересов!

Слабый, как полузадушенный котенок, я лежал, размышляя таким образом и рассматривая свою зеленую с золотом темницу.

Дверь позади меня открылась, и вошел уже знакомый китаец-врач.

— Доброе утро, мистер Гревилль.

Я бросил взгляд на тяжелые шторы. Ни единого проблеска света не проникало через них.

— Доброе утро.

Я почувствовал, что голос мой слегка окреп. Китаец, как и в прошлый раз, первым делом измерил мне пульс и температуру.

— Заметное улучшение, — констатировал он. — У вас замечательный организм.

— Но что со мной было?

Он слегка развел руками.

— Да, собственно, ничего серьезного. Маленькая инъекция. Поверьте, она была необходима… Однако мне придется вас приподнять, мистер Гревилль.

Он резко хлопнул в ладоши, и появился молчаливый сморщенный азиат.

Очень ловко они вдвоем подняли меня с дивана и перенесли в изумительно оборудованную ванную комнату, примыкавшую, как выяснилось, к моим зелено-золотым апартаментам.

— Не обращайте внимания на то, что нам приходится помочь вам привести себя в порядок, — мягко проговорил доктор. — Нам уже приходилось это делать, пока вы были без сознания.

Я не возражал — вымыться в самом деле было необходимо. Ни разу в жизни мне не доводилось столь серьезно болеть; ощущения были новыми и, надо сказать, совершенно отвратительными. После ванны меня отнесли обратно в постель.

— А теперь — яйцо всмятку и тост, — объявил врач. — И не больше одной чашки слабого чая.

Тут же возле меня появился поднос со всем указанным. Не без удовольствия я обнаружил, что способен принять сидячее положение — правда, при условии, что буду обложен подушками. Затем, с некоторым намеком на аппетит, без труда расправился с легким завтраком. Мой молчаливый азиатский приятель бесшумно убрал остатки трапезы, и я снова лег, ожидая, что будет дальше. Естественно, чтобы быть совсем точным, я ждал… ее. И чувствовал, как во мне нарастает нечто, весьма напоминающее ужас.

При всем том, что я рассказывал о своих взаимоотношениях с прекрасным полом, бояться женщин мне до сих пор не доводилось. Но эта, несмотря на экзотическую красоту и проявленную ко мне нежность, пугала меня.

Быстрый переход