Коротко остриженные темные волосы образовывали «вдовий» мысок на лбу. Золотистую кожу бронзой оттенял загар, особенно выделяя выступы на лице — высокие скулы, надбровные дуги, переносицу, — Акива словно купался в густом медовом свете.

При всей своей красоте вид он имел неприветливый. Невозможно было представить, что это лицо вдруг просияет улыбкой. Действительно, Акива не улыбался уже много лет. И не собирался делать этого впредь.

Но все это было лишь мгновенное впечатление. Останавливаться и смотреть, как он проходит мимо, людей заставляли его глаза.

Глаза были как у тигра, янтарного цвета с черным контуром, образованным густыми ресницами и сурьмой, из-за чего золотистые радужки, казалось, испускали лучи света. Чистым и ярким, завораживающим и невероятно красивым, этим глазам явно чего-то не хватало. Возможно, человечности — того самого качества, название которому люди, безо всякой иронии, дали в честь самих себя. Когда с Акивой внезапно столкнулась старушка, у нее перехватило дыхание.

В его глазах словно горел живой огонь. Женщина была уверена — она вот-вот вспыхнет пламенем.

Ахнув, она оступилась, и Акива протянул руку, чтобы помочь ей удержаться на ногах. Она ощутила жар, а когда юноша прошел дальше, ее задели невидимые крылья. Разлетелись искры, и женщина застыла, в изумлении и страхе наблюдая за удаляющейся фигурой. Она отчетливо увидела тень от развернутых веером крыльев. Затем, обдав ее горячей волной, унесшей с головы косынку, он исчез.

В считаные мгновения Акива взмыл ввысь. В разреженном воздухе кожу покалывали ледяные кристаллы. Крылья пламенеющими парусами озаряли черноту небес. Он устремился к следующему человеческому городу искать другую дверь, помеченную дьявольскими чарами, а затем — еще и еще, пока на каждой из них не останутся черные отпечатки рук.

В разных странах Азаил и Лираз занимались тем же. Они пометят все двери, и это станет началом конца.

И начнется он с огня.

10

Девочка на побегушках

В общем-то, у Кэроу получалось удерживать в равновесии две свои жизни. Она была семнадцатилетней студенткой художественного лицея в Праге; в то же время — девочкой на посылках у монстра, который заменял ей семью. Чаще всего ей удавалось и то и другое. Не всегда, конечно, но по большей части.

Однако эта неделя выдалась особой.

Во вторник в самый разгар занятий в школе на окно уселся Кишмиш и принялся стучать клювом в стекло. Принесенная им записка, еще более немногословная, чем давешняя, гласила: «Приходи». И Кэроу пошла. Хотя знай она, куда ее на этот раз отправит Бримстоун, возможно, и отказалась бы.

Птичий рынок в Сайгоне — одно из тех мест на земном шаре, которые она ненавидела всей душой. Котята и немецкие овчарки, летучие мыши, малайские медведи и лангуры продавались там вовсе не в качестве домашних любимцев, а в кулинарных целях. Старая карга — мать мясника — хранила зубы в погребальной урне, и именно Кэроу приходилось забирать их раз в несколько месяцев и скреплять сделку глотком кислого рисового вина, от которого бурлило в желудке.

Среда: север Канады. Два охотника-атапаска. Доставка партии волчьих зубов.

Четверг: Сан-Франциско. Молодая блондинка-герпетолог, в тайнике у которой хранились ядовитые зубы гремучих змей, оставшиеся от несчастных объектов научных исследований.