|
- Я завтра приеду за Эжени. - Завтра? - ответил холодно банкир. - Нет, она завтра обедает у барона Нусингепа, будущего пэра Франции, который уступает мне свое кресло в палате депутатов. - Не позволите ли вы ей поехать со мною в Оперу, в мою ложу? - сказала графиня, даже не обменявшись взглядом с сестрою, так боялась она, что Эжени выдаст их тайну, - У нее есть своя ложа, сестрица, - сказал задетый дю Тийе. - Ну что ж, тогда я приду к ней в ложу, - ответила графиня. - Эту честь вы окажете нам в первый раз, - сказал дю Тийе. Графиня поняла упрек и рассмеялась. - Будьте спокойны, на этот раз вам не придется раскошелиться, - сказала она. - До свиданья, моя дорогая. - Нахалка! - крикнул дю Тийе, поднимая цветы, которые обронила графиня. - Вам бы следовало поучиться у госпожи Ванденес, - обратился он к жене, - я хотел бы, чтобы вы держались в свете с той дерзостью, с какой она вела себя здесь. Вы производите впечатление такой мещанки и дурочки, что я прихожу в отчаянье. Эжени ничего не ответила, только подняла глаза к небу. - Так что же вы тут делали вдвоем, сударыня? - продолжал банкир после паузы, показывая ей цветы. - Видно, произошло нечто чрезвычайное, если завтра сестра пожалует в вашу ложу. Несчастная раба сослалась на то, что ее клонит ко сну, и, боясь допроса, пошла было раздеваться. Но дю Тийе взял за руку жену, подвел ее к золоченым стенным канделябрам, где между двумя дивными гирляндами горели свечи, и погрузил свой зоркий взгляд в ее глаза. - Ваша сестра приезжала взять у вас взаймы сорок тысяч франков для человека, в котором она принимает участие и которого через три дня, как драгоценность, упрячут под замок на улице Клиши, - произнес он бесстрастно. Бедную женщину пробрала нервная дрожь, но она ее подавила. - Вы меня испугали, - ответила она. - Но моя сестра слишком хорошо воспитана, слишком любит своего мужа и не может в такой мере увлечься мужчиной. - Напротив, - сухо возразил он. - Женщины, воспитанные, как вы, в строгости и благочестии, жаждут свободы, стремятся к счастью, а то счастье, которое досталось им в удел, никогда не представляется им столь полным и прекрасным, каким было в мечтах. Из таких девиц выходят плохие жены. - Вы вольны думать обо мне что угодно, - сказала бедная Эжени тоном горькой насмешки, - но не отказывайте в уважении моей сестре. Графиня де Ванденес так счастлива, муж предоставляет ей такую свободу, что она не может охладеть к нему. Да и будь даже ваше предположение правильно, она бы мне этого не сказала. - Оно правильно, - ответил дю Тийе. - Я запрещаю вам принимать какое бы то ни было участие в этом деле. Мне выгодно, чтобы этого человека посадили в тюрьму. Так и знайте. Госпожа дю Тийе вышла “Она меня, конечно, не послушается Надо последить за ними, и я узнаю, как они поступят, - подумал дю Тийе, когда остался один в будуаре. - Эти дурочки хотят бороться с нами!" Он пожал плечами и последовал за женою, вернее говоря, за своею невольницей. То, в чем графиня де Ванденес призналась сестре, находится в столь тесной связи с историей жизни этой женщины за последние шесть лет, что в виде пояснения необходимо вкратце рассказать главнейшие ее события. Среди выдающихся людей, которые были обязаны своим возвышением Реставрации и которых она, в том числе и Мартиньяка, на свою беду, отстранила от правительственных тайн, был и Феликс де Ванденес, “сосланный” вместе со многими другими в палату пэров в последние дни царствования Карла X. |
