Мы выходим в открытое море, и матросы бросают концы на баркасы и зарифляют паруса. Дует легкий ветерок, паруса оживают, и скрипят мачты: наш корабль двинулся по голубым волнам, с шелестом расходившимся под носом судна. Иззи и я всегда любили ходить под парусами, и она успокаивается, забывает о своих страхах и присоединяется ко мне, чтобы посмотреть на группу дельфинов, резвящихся в прозрачной воде. Далеко над горизонтом виднеется полоска молочно-белых облаков, напоминающая жемчужную нить.

Вечером мы дрейфуем возле порта Саутгемптона, в котором стоит на якоре флот отца, ожидая команды присоединиться к нам. Отец отправляет к ним гонца на меленькой весельной лодочке, а мы остаемся ждать на борту, наблюдая за тем, как скачет по волнам Солента лодка, то и дело вглядываясь в контуры берега, ожидая в любой момент увидеть целый лес из покачивающихся мачт, источник нашей силы, и гордости, и власти отца, Морского Командора. Но перед нами появляются только два корабля. Как только они поравнялись с нами, отец перегибается через поручни, и моряки с тех судов кричат, что нас ждут, что сын Риверсов, Энтони Вудвилл, ведомый проклятым семейным даром предвидения, примчался сюда вместе со своими войсками, как бешеный, успев прибыть раньше нас и подчинить себе большую часть команд флота. Кого-то он арестовал, кого-то убил на месте, но самое главное – он прибрал к рукам все отцовские корабли, включая самый новый, флагман «Троицу». Энтони Вудвилл теперь владеет флотом отца. Риверсы забрали у нас наши корабли так же, как отобрали у нас короля, так же, как заберут и все остальное.

– Быстро спускайся в каюту! – кричит мне отец. – И скажи матери, что мы вернемся в Кале утром и что я возвращаюсь за «Троицей» и всеми остальными моими кораблями, а Энтони Вудвилл жестоко пожалеет о том, что протянул к ним руки.

Мы будем плыть весь вечер и всю ночь, опережая ветер в проливе, стремясь к своему дому в Кале. Отец прекрасно знает эти воды, и его команда уже не раз ходила по ним и сражалась за каждый их дюйм. Судно, на котором мы плыли, было недавно спущено на воду и снаряжено как боевой корабль, но его жилые каюты достойны короля. Мы идем на восток с попутным ветром, и небеса над нами высоки и ясны. Изабелла будет отдыхать в королевской каюте на главной палубе, и я останусь с ней. Мать с отцом разделят большую каюту под палубой юта, а Джордж получит капитанскую каюту. Вскоре будет подан ужин, и мы будем играть в карты при неровном свете свечей, потом разойдемся по каютам, и я усну, убаюканная покачиванием судна на волнах, скрипом мачт и снастей и солоноватым запахом моря. Я понимаю, что свободна: время моей службы королеве подошло к концу – совсем. Я больше никогда не увижу Елизавету Вудвилл. Она никогда меня не простит, никогда больше не услышит моего имени, как и мне не придется больше терпеть ее молчаливого презрения.

– Ветер крепчает, – замечает Иззи, прогуливаясь по основной палубе перед ужином.

Я поднимаю голову. Штандарты на верхушках мачт бьются, словно в припадке, и чайки, следовавшие за кораблем, уже отстали и направились назад, в сторону берега Англии. Тонкая жемчужная нитка облаков набухла и превратилась в груду серых рыхлых туч.

– Ничего страшного, Иззи, – говорю я. – Пойдем, мы можем вернуться в каюту. У нас никогда еще не было такой роскошной каюты.

Мы подходим к дверям, которые уводят с главной палубы, но, когда Изабелла кладет руку на медную ручку, корабль внезапно накреняется, и она, не удержавшись на ногах, наваливается на дверь и влетает в каюту. Она падает, ударяясь о кровать, я подползаю к ней и обнимаю ее:

– Как ты, Иззи?

Следующая волна ударяет в борт корабля, и мы перелетаем к другой стене нашей небольшой каюты, и Иззи падает на меня, пригвождая меня к стене.

– Ложись в кровать, – говорю я.

Пол каюты снова встает на дыбы, пока мы ползем к кровати, и Изабелле удается ухватиться за ее край.