Элиза Редфорд, я снова и снова повторяла про себя это имя. Элиза Редфорд, Элиза Редфорд. В честь моей матери и Джулии. Мы подошли к бульвару. Он взял мою руку, и я почувствовала у себя на бедре его локоть даже через наши пальто, и я снова вздрогнула.
— Я сегодня ничего не ел, — сказал он, и я спросила:
— Почему?
Он пожал плечами:
— Так уж получилось.
Мне хотелось спросить, так в чем же дело? Другие мужчины, с которыми вы встречались днем — у них у всех работа, семья, определенный режим дня и некоторые сложности. Они должны были быть где-то в определенном месте и в определенное время. Чем меньше был похож Феликс на других мужчин, тем лучше было ему стать моей судьбой. Настоящая жизнь — это было медленное продвижение вдоль тропинки, посыпанной гравием, а судьба — это резкий и неожиданный подъем по золотому лучу. Прогулка к ресторану и была этим золотым лучом.
Я чувствовала каждое его движение. Он помог мне раздеться. Перед нами лежало меню. Я смотрела на него, а он на меня. Я как будто парила в воздухе. Он сжал мой подбородок и крепко поцеловал меня.
— Как странно, — сказала я, когда он перестал меня целовать. — Как странно встретить кого-то подобного вам и… потом… — Я собиралась солгать ему.
Он передал мне меню, но я не могла его просмотреть, — какие-то красные каракули. Когда подали еду, я не могла есть. Нас окружала какая-то аура.
Мы разговаривали о Париже, и если были бы другими людьми, то могли бы говорить о себе. Но я была Элиза Редфорд, а она была настолько новой, что ей нечего было рассказать о себе. А Париж был здесь, с нами… Под своей одеждой я чувствовала себя совершенно обнаженной, как будто все, что было на мне надето, слегка приподнялось, чтобы Феликс мог коснуться меня.
Мне хотелось расспросить о его жизни и почему у него такой акцент. Но вместе с тем мне хотелось, чтобы он оставался просто судьбой, чтобы не было ничего такого, чтобы связать его. Я начала сочинять биографию Элизы.
Она всегда жила в Париже, решила я. Ее отец был профессором истории искусств, а его жена — домохозяйка. Типичная французская домохозяйка. Никаких смертей, никакой лавки древностей. Никакого Мишеля!
— Вы женаты? — Я наконец решилась задать вопрос, проверить, не напоминает ли он остальных, чтобы быть уверенной, что он действительно что-то новое.
— Нет, — ответил он, и мое сердце остановилось. — Я жил с женщиной, но сейчас один.
Мы пили кофе.
Женщина, женщина! Не девушка. Мне представились широкие бедра и лоб в морщинах. Я спросила, чем он раньше занимался. Он ответил:
— У меня разные проекты, — и больше ничего не добавил. Когда он произнес «проекты», его акцент опять усилился.
Я подумала, догадывается ли он, как сильно я его хочу. Кто бы он ни был.
— Ну что, мы пойдем? — спросил он и положил несколько купюр на счет около своего бокала.
— Я живу на той улице, — сказала я. Может быть, он и не захочет идти ко мне? У него, наверное, и без меня есть куда пойти…
Он взял меня под руку. Мы шли по улице и пришли ко мне домой. Сандаловая палочка сгорела, и на ковре осталась узкая колбаска пепла. Свет лампы был тусклым, а в шарфе была прожжена дырка там, где он касался лампочки.
Мы стояли друг против друга. Он взял мои руки, вся комната была наполнена электрическими зарядами. Они пробивались сквозь нас, стены давили на нас…
Мы всю ночь провели в объятиях друг друга. Иногда я начинала дремать, потом просыпалась и видела его профиль в свете уличных ламп, и мое тело опять тянулось к нему, и все начиналось сначала.
Прежде чем мне проснуться, я вспомнила сон, который видела всего день назад. |