О нет, у нее мягкий, влажный рот. Давайте, сказала она?

— Кокё,syrtё,undё, — внятно и нежно произнес он.

Он придвинулся к ней поближе. Он хотел этот ротик, и в этот момент это было все, чего он в мире желал и что знал.

— Gojё, — прошептал он и коснулся ее губами — самым легким из поцелуев, но что-то внутри его хрустнуло, и он испуганно отшатнулся.

Она перепугалась. Зеленые глаза от удивления широко раскрылись. А потом она отчаянно покраснела. Рука взметнулась и с такой силой хлестнула его сбоку по голове, что у него зазвенело в ушах и заслезились глаза.

— Не смешно. — Она принялась яростно тереть рот. Схватившись за голову, Вариан решил, что никогда еще не встречал отпора, так успешно сбивающего спесь. Изредка ему приходилось получать пощечины, хотя и не такие суровые, но никто еще не стирал его поцелуи с таким отвращением.

А чего же он ждал? Как он посмел осквернить ее невинный ротик? Черт, а как он мог этого не сделать, учитывая, каков он и как… очаровательна она? А она восхитительна, несмотря на потрепанное, грязное одеяние мальчишки и богопротивный Шерстяной шлем.

Но сейчас главная проблема — как ее успокоить. Он признался себе, что на миг сошел с ума, но сейчас был в полном рассудке. За стенами палатки — пьяные мужчины. Вариан примирительно сказал:

— Вчера поведение Петро тебе тоже не понравилось, но ты же не довела его до сотрясения мозга.

— Он меня не оскорблял! — отрезала она.

— Эсме, поверь, я не хотел тебя оскорбить.

— Знаю. Вы только хотели посмеяться надо мной. Делали вид, что не можете произнести ни слова, а сами…

— Ты смеялась надо мной много раз. Может, я хотел уравнять нас.

Она промолчала. Забавно— и, безусловно, очень удобно, — как легко она удовлетворилась объяснением, что все дело в мести. Вариан только желал бы, чтобы она приняла это не с таким угрюмым выражением лица. Он хотел поцеловать надутые губки, или пощекотать ее, или сделать что-нибудь такое, что бы не обидело ее гордость еще сильнее, ведь это привело бы его к неминуемой смерти. Действительно, можно подумать, что ему двенадцать лет. Наверное, это следствие преждевременного одряхления, результат многолетнего беспутства и…

— Ладно. Я делала из вас дурака, теперь вы то же сделали со мной. И все же я предупреждаю вас, эфенди: придерживайтесь только словесного мщения. Иначе по пути в Тепелину мы окажемся вовлечены в кровную месть. Оскорбить другого — это его ударить, — объяснила она, — и удар скорее всего будет вам возвращен. Однажды для кого-то из нас он может стать роковым.

Господь возлюбил эту девушку. Она не делает различия между поцелуем и оглохшим ухом. Говорит, тщеславный? В ее обществе недолго останешься тщеславным!

— Совершенно с тобой согласен. С поцелуем я переборщил. К счастью, ты мне сразу же отомстила, так что мне не надо будет мучиться всю ночь, гадая, какой жуткий способ ты изберешь, чтобы уравнять нас.

— Да, а мне не придется лежать без сна, выдумывая нечто достаточно страшное. — Она замолчала и слегка повернула голову, прислушиваясь.

Снаружи доносился только тихий шум дождя.

— Все спят, — сказала она. — Пора и нам. Помогая ей расстелить одеяло, Вариан с удивлением отметил, что она постелила его рядом с ним, как будто ничего не случилось. Она явно не предполагала, что получит «в отместку» поцелуй, который лишит ее девственности. В таком случае, если он начнет заверять ее, что ей ничто не грозит, это произведет обратный эффект и понапрасну ее встревожит. Может, он и поцеловал ее, но это было так коротко, что и поцелуем-то назвать нельзя, и, уж конечно, он не сделает попытки изнасиловать девушку, пока она спит.