Однажды во время работы над портретом Жерар сказал:

— Есть еще какая-то причина вашей грусти.

Я немного помолчала, а он стоял, внимательно глядя на меня и не опуская кисти.

— Вы… любите кого-нибудь? — спросил он.

Я все еще колебалась. Я не могла заставить себя заговорить о Родерике. Жерар сразу понял причину моего молчания.

— Простите, — сказал он, — я слишком любопытен. Забудьте о моем вопросе.

Он вернулся к работе над холстом, но немного спустя сказал:

— Сегодня ничего не получается. Не могу работать. Давайте погуляем по Латинскому кварталу, я еще не все вам здесь показал.

Я поняла. Мое настроение изменилось. Наверное, Родерик опять возник в моих мыслях, и моя безмятежность исчезла. Когда мы вышли на улицу и я погрузилась в атмосферу квартала, настроение немного улучшилось. В воздухе пахло свежевыпеченным хлебом, а из окон одного из домов слышались звуки концертино.

Жерар показал мне дом, в котором умер Расин, а затем мы пошли на площадь Фюрстенбур, где была мастерская Делакруа.

— Он умер совсем недавно, — сказал Жерар, — а его мастерская уже стала местом поклонения. Как вы думаете, наступит такой день, когда будут приходить в мою студию и говорить: «Здесь жил и работал Жерар дю Каррон?»

— Я уверена, что она станет святилищем, если вы сами очень захотите этого.

— Значит, вы верите, что у человека достаточно сил, чтобы управлять судьбой?

— Приходится бороться с обстоятельствами. Кто из нас знает, что принесет грядущий день? Но я действительно верю, что у каждого человека есть силы, чтобы преодолеть превратности судьбы.

Мы подошли к кафе, где под ярко раскрашенными тентами были расставлены столики.

— Хотите перекусить? — спросил он. — Вижу, что нет. Тогда давайте просто посидим здесь. Мне нравится наблюдать за прохожими, это успокаивает.

Мы сели за столик, заказали кофе и стали наблюдать за прохожими.

— Вы хотели бы написать кого-нибудь из этих людей?

— Большинство. Хотя у некоторых на лице чересчур ясно написано, что они собой представляют. Я ищу лица с печатью таинственности.

Мы купили немного паштета и вернулись в мастерскую. Жерар достал бутылку белого вина и, усевшись на кушетке, мы выпили по бокалу, закусывая вино паштетом.

— По-моему, — сказал Жерар, — у вас начинает появляться вкус к богемной жизни.

— Может быть, я рождена для такой жизни.

— Возможно, и так. Поэтому она вам и нравится. Мою мать, например, шокирует мой образ жизни. Она не может понять, почему я не возвращаюсь в Серый дом.

Немного помолчав, он заметил:

— Теперь вы чуть-чуть повеселели.

— Это вы меня развеселили.

— Значит, наша небольшая увеселительная прогулка была как раз тем, что надо.

— Да. И я думаю, мне не стоит скрывать от вас правду.

И я рассказала ему все, в том числе и о Родерике.

Слушая печальную историю моей жизни, Жерар смотрел на меня с изумлением. Когда я смолкла, он придвинулся ближе и обнял меня.

— Моя бедная Ноэль, как вы страдали! — сказал он.

— Мне не хотелось ни с кем говорить об этом, — призналась я.

— Но вы правильно сделали, что рассказали мне. Я вас понимаю. Вы ведь знаете, я потерял жену.

Неожиданно он встал и подошел к окну. Затем обернулся ко мне и сказал:

— Освещение все еще хорошее.