— Освещение все еще хорошее. Я мог бы еще немного поработать.

И вот наступил день, когда портрет был закончен. Было грустно думать, что и этот период в моей жизни подошел к концу. Не будет больше сеансов, задушевных бесед, предлогов для того, чтобы приходить в мастерскую каждый день. Несомненно, это было замечательное время.

Я внимательно разглядывала портрет, а Жерар с некоторым волнением наблюдал за мной.

Я понимала, что портрет хорош. Конечно, я не такая красавица, как Марианна, но в портрете было что-то, приковывающее взгляд. Это было лицо молодой женщины, достаточно невинное, но в глазах чувствовалась некая затаенная печаль.

Я сказала:

— Очень верно подмечено.

— Вам нравится?

— Я думаю, он выдает кое-какие тайны.

— Которые вы предпочли бы скрыть?

— Возможно.

— Но это — вы, — сказала он. — Каждый раз, когда я смотрю на него, я чувствую ваше присутствие.

— Что ж, наверно, портрет и должен быть таким.

Вошел Ларс Петерсен.

— Сгораю от нетерпения, — сказал он. — Где шедевр?

Он подошел к мольберту и встал перед ним, широко расставив ноги. Каждый раз, входя в комнату, он, казалось, заполнял ее всю.

— Хороший портрет, — объявил он. — Это большая удача, Жерар.

— Ты так считаешь?

— Давай посмотрим. В портрете есть глубина. Кроме того, это портрет красивой девушки. А ничто так не ласкает глаз, как женская красота.

— Здесь дело не в красоте, — сказала я. — Портрет интересный.

— Дорогая мадемуазель Тремастон, смею утверждать, что художник знает лучше. Это — портрет красивой девушки. Продолжим. Где шампанское? Мы должны выпить за успех нашего гения. Прошу извинить, я сейчас вернусь.

И он исчез через дверь, ведущую на крышу.

— Ему нравится портрет, — сказал Жерар. — Я сразу это понял.

Ларс Петерсен вернулся с бутылкой шампанского.

— Бокалы! — скомандовал он.

Я принесла бокалы. Ларс открыл бутылку и разлил шампанское.

— Это здорово! Здорово! — воскликнул он. — Жерар, за успех! Ноэль положит начало твоей карьере, так же как Марианна — моей. Может быть, не такой блестящей, но все же.

Он расхохотался. Я не знала, что упоминание Марианны повлияет на Жерара, но он просто пил вино и глаза его блестели. Ларс убедил его, что портрет удался.

Анжель и Робер согласились с этим вердиктом и завели разговор о выставке. У Жерара уже собралось достаточно картин, которые он считал достойными показа на выставке, и начались дискуссии о том, как ее организовать.

Мы оставались в Париже, и я продолжала часто заходить в мастерскую. Я помогала Жерару выбирать картины для выставки.

Мадам Гарнье еще больше выросла в собственных глазах, поскольку ее портрет тоже был отобран для выставки. Мы выбрали также несколько сельских пейзажей, а также виды Парижа, однако наиболее сильной стороной творчества Жерара были портреты, и они преобладали.

Анжель и Робер тоже участвовали в общей суматохе подготовки к выставке. Анжель сообщила, что Мари-Кристин все время спрашивает, когда я вернусь.

— Мы все, конечно, приедем на выставку, — сказала Анжель, и я поняла, что скоро нам придется покинуть Париж. Но ведь будут и другие поездки? Остается с нетерпением ждать их.

Открытие выставки назначили на сентябрь, и я вдруг поняла, что прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как я приехала во Францию.

Я возвратилась с Анжель в Серый дом, где меня встретила упреками Мари-Кристин.