Под пытками подозреваемые сознавались, что насылали град, оскверняли причастие и даже убивали собственных внуков. Страх до сих пор сидел в душах людей. Лехнеру вспомнилось, как отец прежде часто рассказывал ему об этом. Позор Шогнау, который навсегда сохранится в книгах по истории…
– Сомневаюсь, чтобы ты мог об этом помнить. А теперь сядь, юнец, – прозвучал тихий, но жесткий голос. Он давал понять, что владелец его с давних пор привык отдавать приказы и не позволит какому-то молокососу над собой издеваться.
В возрасте восьмидесяти одного года Маттиас Августин был самым старым членом совета. Десятки лет он управлял извозчиками Шонгау. Он уже почти ослеп, однако его слова еще кое-что значили в городе. Наряду с Земерами, Пюхнерами, Хольцхоферами и Шреефоглями он входил в самую элиту власти.
Взгляд старика был устремлен в одну точку. Казалось, он заглядывал в само прошлое.
– Вот я могу вспомнить, – пробормотал он, и зал погрузился в мертвую тишину. – Я был тогда мальчишкой. Но знал, из-за чего горели костры, и до сих пор помню запах горелого мяса. Десятки людей сожгли во время того ужасного разбирательства. В том числе и невиновных. Никто никому больше не верил. И, поверьте, я не хочу снова пережить такое. Поэтому Штехлин должна признаться.
Шреефогль снова сел. При последних словах Августина он шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Она должна признаться, – продолжал Августин, – потому что молва – как дым. Он стелется, проникает сквозь щели в дверях и ставни, и конце в концов им воняет весь город. С этим делом нужно покончить по возможности быстрее.
Бургомистр Земер кивнул, и другие члены малого совета что-то согласно пробормотали.
– Он прав, – Йохан Пюхнер, который недавно заново отстроил свою мельницу, разрушенную шведами, откинулся на стуле. – Нужно успокоить народ. Я вчера вечером спускался к пристаням. Там очень неспокойно.
– Верно. Я говорил вчера со своими людьми, – Маттиас Хольцхофер был еще одним из могущественных торговцев, который отправлял товары до Черного моря. Он потеребил манжет камзола. – Но там больше подозревают аугсбургских плотогонов. Все же старина Гриммер частенько с ними ругался. Может, они хотели нам навредить. Напугать людей, чтобы никто не связывался больше с Шонгау, – предположил он.
– Тогда Штехлин выкрутилась бы, а весь ваш план – коту под хвост, – вставил Якоб Шреефогль. Он сидел со скрещенными руками.
Со стороны общинных представителей, сидевших у стены, донесся кашель. Редкостью было, чтобы кто-то из них просил слова на собрании. Старый Погнер, который представлял гильдию лавочников, проговорил:
– Гриммер и в самом деле хорошо намял бока нескольким перевозчикам из Аугсбурга. Я сам был в «Звезде», когда это случилось.
Бургомистр Земер, будучи хозяином трактира, почувствовал себя оскорбленным.
– В моем заведении нет места дракам. Они самое большее немного побранились, – отмахнулся он.
– Немного побранились? – Погнер теперь оживился. – Спросите вашу Резль, она все видела. Они носы друг другу переломали. Кровь ручьями по столам текла. Один из Аугсбурга и убежать толком не смог, так его отделал Гриммер. Он им еще проклятиями сыпал вслед. Они, верно, отомстить хотели, точно вам говорю!
– Вздор! – покачал головой полуслепой Августин. – Много чего можно приписать аугсбургцам, но убийство… На такое они не способны. Лучше оставить Штехлин. И сделать все без проволочек. Пока не стало слишком поздно.
– Я отдал распоряжение, завтра мы начнем допрос, – сказал Лехнер. – Палач покажет ей орудия пыток. Через неделю, самое позднее, все будет улажено. |