– Разве говорят не «слома»?

– Помолчи!

– А почему?

– Ты оставишь в покое стилистику? Да или нет, черт побери?

Пока Ингрид звонила в слесарную мастерскую, Лола достала мобильник из кармана своего жуткого сиреневого платья и позвонила бывшему заместителю, лейтенанту Жерому Бартельми.

– Опять этот зануда недоступен! – пробурчала она. – Каждую неделю он осведомляется о моем здоровье, которое совсем не нуждается в такой заботе, но когда он нужен, не берет трубку!

– Он, наверное, в засаде и отключил свой мобильник.

– Ну и что? Виброзвонок работает и на подводной лодке.

– Бартельми сидит в засаде под водой!

– Подлодка, иначе говоря «пол», – это машина, в которой засели полицейские, детка. И она как раз не пропускает звуков. Я сидела в ней часами и знаю, о чем говорю. Так вот, я отвечала на телефонные звонки. Я способна делать несколько вещей сразу.

Лола оставила на автоответчике лейтенанта категорический приказ явиться на Пассаж‑дю‑Дезир, пусть даже поздно ночью, у Ингрид Дизель неприятности. И пусть прихватит пакет для вещественных доказательств. Женщины уселись каждая на свое канапе (по неизвестной причине Лола всегда выбирала оранжевое) и некоторое время молча смотрели друг на друга.

– Что меня больше всего тревожит в этом натюрморте, исполненном с большим вкусом, так это гвоздь, – сказала Лола.

– Меня бы это тревожило и без гвоздя.

– Не знаю, подъем ли религиозного чувства и национального самосознания в нашей прекрасной светской Франции слишком сильно вскружил мне голову, но в расширительном смысле я могу истолковать этот сюрприз из холодильника как напоминание о распятом Христе.

– Похоже на то.

– Похоже, что за этим стоит неуравновешенный мистик. Тронутый, которого шокировал твой номер в «Калипсо». Дьяволица Ингрид пудрит мозги бедным грешникам. Стыд ей и позор, и нате вам – рука в холодильнике! Ты не замечала какого‑нибудь чокнутого святошу среди поклонников Габриэллы Тижер?

– Нет, никого.

– Ты сама с такими не сталкивалась, но, может быть, какая‑нибудь из твоих сотрудниц?

– Тоже нет. Хозяин хочет, чтобы «Калипсо» оставалось заведением вульгарным, но классным. Он вечно об этом твердит.

– Нетрудно представить, что какой‑нибудь ненормальный поджидает тебя у служебного выхода.

– Я в общем‑то осторожна.

– Ну хорошо, я просто прикидываю варианты; а эта рука, в конце концов, может не иметь никакого отношения к твоему стриптизу в «Калипсо».

«Вряд ли тут есть связь, – подумала Ингрид, – но раз Лола готова рыться повсюду, лучше пойти ей навстречу».

– Я по своей инициативе сунула нос в дело Алис Бонен, – призналась Ингрид.

На лице Лолы мелькнула многозначительная улыбка, словно говорившая: «А ты думаешь, такое древнее двуногое, как я, не знает, что ты опять наломала дров?»

И Ингрид рассказала обо всем. О своем визите в больницу Святого Фелиция. О подозрениях Садового Гнома. О теории Диего Карли о самоубийстве, подстроенном Алис, чтобы навлечь на него беду. О том, что номер был оплачен наличными в то самое утро, и тогда же Алис забрала магнитные ключи. О том, что рядом с «Астор Майо» оказался телеоператор по имени Жюль, о предосторожностях, с которыми Алис вошла в свой номер, о ее переодевании в поп‑звезду.