– Слесарша Надин – моя приятельница. Я делаю ей «шиацу» дважды в неделю.

– «Слесарша» – хорошо придумано, особенно с твоим заатлантическим акцентом.

– Сразу не догадаешься, в каких случаях вы, французы, образуете женский род, а в каких нет. Вот я и импровизирую.

– Смотри, а вот и Бартельми строит рожи за окном. Давай утолим его жажду знаний. Имеет же он право знать, что какой‑то придурок положил руку в твой холодильник.

Бывший заместитель Лолы обливался потом. Он пояснил, что только что судил схватку «Морис Бонен против Садового Гнома»; оба они вступили в незабываемую словесную битву. За явным преимуществом верх одержал бывший актер – он оказался в ударе и в голосе. Прежде чем ехать на Пассаж‑дю‑Дезир, нужно было остановить бой. А что случилось с Ингрид?

– Какой‑то идиот подбросил ей руку в холодильник. Быстро отправь вот это в лабораторию. Надо снять отпечатки пальцев и проверить их по картотеке. Вдруг попадем в яблочко. Главное – держать все в тайне. Ингрид не хочет идти на улицу Луи‑Блан, чтобы подать жалобу и оказаться нос к носу с Гномом.

– Но если покойника в картотеке не окажется, мы так и так останемся с носом, – заметил Бартельми, надевая резиновые перчатки.

– Верно, но яблочко может закатиться далеко, а вдруг попадем? – возразила Лола.

Бартельми положил руку в пакет и предложил отвезти ее в лабораторию Святого Фелиция.

– А я думала, это больница, – удивилась Ингрид.

– Полиция располагает своими лабораториями, но равным образом обслуживается лабораториями социальных служб, – пояснила Лола. – И в Святом Фелиции легче незаметно провести исследование, чем в Институте судебной медицины.

Ингрид открыла дверь слесарше Надин, которая выразила сочувствие, узнав, что какой‑то псих забрался в кабинет к ее любимой массажистке, чтобы оставить столь зловещее приношение. И уже взявшись за работу, она выдвинула свою гипотезу:

– А может, это кто‑то из твоих знакомых, у кого есть дубликат ключей от кабинета, Ингрид?

– Я уже думала об этом. Я часто оставляю их в дверях, когда принимаю клиентов. Кто угодно мог их взять, сделать поблизости дубликат и незаметно вернуть на место.

Надин быстро вынула замок. Посетовала, что приходится менять такой превосходный замок, к тому же в отличном состоянии, и стала врезать новый. Ингрид наблюдала, как она работает.

– Только подумать! Преподнести отрезанную руку массажистке! Это грех. Оскорбили твое орудие труда.

«Да, а я об этом и не подумала, – Ингрид посмотрела на свои руки. – Оскорбили мое орудие труда. Или угрожают мне его отрезать». Она быстро скрестила руки и спрятала ладони под мышками.

9

Ингрид продолжала изучать технику Надин, а та насвистывала песенку дуэта «Рита Мицуко». Ингрид предложила ей пива, та охотно согласилась. Когда она вернулась с бутылкой мексиканского пива, предварительно помыв ее средством для мытья посуды и ополоснув под краном, то обнаружила рядом со слесаршей Диего Карли с огромным букетом гладиолусов в руках.

– Хотел извиниться за то, что втянул тебя в эту историю.

Ингрид растерялась. Надин оторвалась от замка, взяла пиво из рук американки и протянула его Диего, предлагая обмен. Ингрид приняла цветы.

– Они тебе к лицу, – заметил Диего. – Ты похожа на гладиолус.

– Наша Ингрид – красивый длинный стебель, – добавила Надин.

– Сломался замок? – спросил он.

– Какой‑то дурак положил в ее холодильник руку, – пояснила слесарша, прежде чем Ингрид успела среагировать.