– Легко тебе говорить.

– Ну так вернись к нему. Чего ты ждешь?

– Тоже легко сказать.

Лола возвела очи к небу, но, прекрасно справившись с законом тяготения, наполнила свой бокал. Графин опустел уже на три четверти, и Ингрид подумала, что, пожалуй, пришло время передать просьбу Мориса Бонена. В конце концов, кому, как не Лоле, его понять. Она сама переживала тяжелый удар: после долгих лет службы в Сингапуре ее сын, вместо того чтобы вернуться во Францию, только что был переведен в Токио.

– Морис хотел бы, чтобы ты ему подсобила, – прощупала почву Ингрид.

– В чем?

– Выяснить, что за игру затеял этот медбрат.

– Что значит «выяснить»? Нанести удар головой и набить морду? Вы с Морисом принимаете меня за десантника?

– Не упирайся. Я ему уже сказала, что ты согласна.

Лола поднесла бокал к губам и так и застыла. Ингрид отважно продолжала:

– Тебе и карты в руки. Ты из полиции – и в то же время нет. С тобой не поспоришь. Ты годишься этой девочке в бабуш… в матери. А главное – ты приятельница Мориса и имеешь право совать нос в его дела.

– Я с ним едва знакома.

– Лола, ты преувеличиваешь! В «Красавицах» вы вместе преломили хлеб… то есть цыпленка со сморчками. И запили вином, которое ты сама выбрала. Разве это не объединяет?

– Морис скорее твой друг, чем мой.

– Ты же знаешь, все мои друзья – твои друзья.

– Послушай‑ка, Ингрид!

– Yes.

– Ты можешь мне льстить, если тебе так хочется. Многие уже пробовали, ты не первая и не последняя.

– Yes.

– Но брать от моего имени обязательства – это уж…

– Беспардонно?

– Это…

– Непростительно?

– Это низко.

– Низко?

– Да.

– Почему низко?

– Разве теперь я могу отказать Морису? Прибегнуть к какой‑то дипломатической увертке? Ты загнала меня в угол, Ингрид. В тесный темный угол. А я этого терпеть не могу.

– Я знала, что ты запаникуешь, и все предусмотрела.

– Запаникую?!

– Не желая выйти из спячки, ты демонстрируешь неприятие внешнего мира.

– Как ты добра! А психоаналитический словарь лучше оставь Антуану Леже и Зигмунду. Даром слова эта собака не обладает, зато научными категориями владеет лучше тебя. Объясни‑ка мне, что ты подразумеваешь под словами «я все предусмотрела»? Чтобы уж я укрывалась от мира вполне сознательно.

– Ты улаживаешь дело Папаши Динамита. И мы обе летим в Японию любоваться сакурой.

– Что ты городишь?

– Я говорю о цветущих вишнях.

– Я знаю, что такое сакура, Ингрид. И что дальше?

– В Токио и Киото вишни полностью расцветают в конце марта. Навестим твоего сына и внучек, а чтобы им не надоедать, будем сидеть под сакурой, объедаться суши и попивать саке, как японцы. У меня кое‑что отложено на черный день, у тебя тоже. Так чего мы ждем? Но мы должны все рассчитать, ведь цветение мимолетно. После цветов не будет ничего. Лепестки неумолимо опадают, и вот уже пришла унылая пора весеннего снега. Сакура не приносит плодов. Эта поездка послужит тебе морковкой за то, что поможешь Морису.

– Бедняжка! Ты должна немедленно прекратить занятия в «Супра Джим». Это просто опасно. Посмотри, до какого состояния ты себя довела. Толкуешь о вишнях и моркови, хотя даже в топинамбуре здравого смысла больше, чем в тебе.

– А ты хоть иногда старайся быть «дзен», Лола, please! Попробуй понять других.