– За женщину, Ингрид.

– Stupid macho! Silly prick!

– Вы опять за свое?

– Ты ошибаешься, я щадил твои чувства. Даже спрыснул руку дезодорантом. Да, я хотел тебя напугать, но не травмировать.

Ингрид откинулась на диване, словно Бен оглушил ее своим болтливым языком. Лола невольно улыбнулась.

– Ладно, Ингрид, давай по‑хорошему. Ты выставила меня на посмешище, вынудив открыть свое сердце перед Лолой и совершенно незнакомым мне человеком. Ты вынуждаешь меня идти до конца.

– Значит, после всех этих бесконечных глупостей будет еще какой‑то конец? – не удержалась от колкости Лола.

Нобле пропустил реплику Лолы мимо ушей и подошел к Ингрид.

– Я хочу, чтобы ты провела здесь сегодняшнюю ночью. И все другие ночи тоже. И вообще, я буду великодушным, чтобы ты поняла: мелочность – это не по моей части. Лола и твой друг могут остаться. До завтрашнего утра.

Ингрид вскочила на ноги и бросилась в ванную с чемоданчиком под мышкой. Когда она вернулась, на ней были джинсы и простая майка, купленные Диего. Она вышла, даже не взглянув на Бена.

– Ты не можешь вот так уйти!

– Оставляю тебе окровавленный халат медсестры, пригодится для твоего авторского кино! – бросила она с лестничной площадки.

Лола и Диего встали. Он было взглянул на Бена, желая его утешить, опомнился и последовал за Лолой. Они вышли из дома. Ингрид повернула к каналу. На сонной улице с громким стуком распахнулось окно.

– Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ИНГРИД! ХОЧЕШЬ ТЫ ЭТОГО ИЛИ НЕТ!

Диего и Лола прибавили шагу, чтобы догнать подругу.

– Даже в его несчастье ему повезло, – сказал Диего.

– Какое же тут везение?

– Любить как он. Со мной такого никогда не случалось. А мне бы очень хотелось испытать подобное.

– Я думаю, в этом ты не одинок.

– И ТЫ ТОЖЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ, ЗАДАВАКА ЧЕРТОВА! И ТЫ ТОЖЕ!

– Скажи, Лола…

– Что, мой мальчик?

– Что это за истории с танцами, точнее, с «Калипсо»?

– О, я и сама толком не знаю.

– Madre de Dios! Какая же у Ингрид сложная жизнь!

31

– …и Иисус, плод чрева твоего, / Святая Мария‑Богородица…

Лола открыла один глаз и увидела над собой свод, резную люстру, птицу, которая свила гнездо на потолочной балке и кормила своих птенцов.

– Прости пас, бедных грешников, / Сейчас и в час нашей кончины…

Двумя рядами выше она увидела молящуюся женщину и потрясла Ингрид. Американка проснулась, но не сдвинулась с деревянной скамьи, слушая молитву. Затем выпрямилась и слабо улыбнулась.

– Я не в первый раз засыпаю в церкви, но в Мексико‑Сити скамьи удобнее.

– Ты спишь в мексиканских церквях, вырубаешь истязателей, как Брюс Ли, усыпляешь двойников уколом в ягодицу. Ты вполне можешь заменить снотворное, Ингрид Дизель, тебе это говорили?

– Уж раз мы коснулись этой темы, нельзя ли мне поспать еще?

– И не думай, – зевая, ответила Лола. – Делай, как я. Встань и иди, да поможет тебе небо.

Лола оторвалась от скамьи с таким ощущением, словно у нее деревянное тело престарелого Пиноккио. Ей невольно вспомнился кит Нона, чем‑то напоминавший неф, в котором они нашли пристанище, взломав замок церкви Святого Евгения. В чьем чреве проведут они эту ночь?

Лола сунула пятьдесят евро в кружку для пожертвований рядом с изображением святого с очень доброй улыбкой и вышла.