|
Оглядев незнакомку, она инстинктивно отступила назад. — Я не ушиблась,-продолжала женщина. — Просто испортилось настроение из-за бесконечной пустыни. — Я понимаю,-ответила Фрона, овладев собой.Я вас понимаю. Этот ландшафт, должно быть, навевает тоску, хотя я лично никогда этого не чувствую. Угрюмость и суровость его производят на меня сильное впечатление, но тоски не вызывают. — Это потому, что у нас разная жизнь,задумчиво возразила незнакомка.Тут дело не в том, как выглядит ландшафт, а в том, как мы его воспринимаем. Если бы нас не было, то ландшафт остался бы тот же, что и раньше, но потерял бы всякое значение для людей. Важно то, чем мы его наделяем. В самих нас правда. Не берет начала Она во внешнем мире... Глаза Фоны заблестели, и она продолжала: В нас средоточье есть, где обитает Доподлинная правда, а кругом... — Как дальше? Я забыла. — Сплошные стены грубой плоти... Женщина внезапно остановилась и залилась серебряным смехом, в котором послышались нотки горечи. Фрона вздрогнула и сделала движение, как бы желая вернуться к своим собакам. Женщина приветливо дотронулась до нее, и это настолько напомнило Фроне самое себя, что тотчас же нашло отклик в ее сердце. — Подождите минутку,сказала она с мольбой в голосе.Поговорите со мной. Я давно уже не встречала женщины...она остановилась и, казалось, искала слов,-...которая знает наизусть «Парацельса». Вы видите, я угадала. Вы дочь Джекоба Уэлза, Фрона Уэлз, если не ошибаюсь. Фрона кивнула головой и внимательно посмотрела на нее. Она отдавала себе отчет в этом вполне простительном любопытстве, проистекавшем из откровенного желания узнать как можно больше. Это существо, похожее на нее и в то же время такое отличное, с душевным миром, древним, как древнейшая раса, и юным, как новорожденный младенец, такое далекое, как костры наших предков, и вечное, как человечество,в чем различие между этой женщиной и ею? Ее пять чувств говорили, что его нег. По всем законам природы они были равны, и только глубоко укоренившиеся предрассудки и мораль общества не разрешали признавать это. Так думала Фрона, рассматривая незнакомку. Она испытывала возбуждающее чувство опасности, как бывает, когда откинешь вуаль и смотришь на таинственное божество. Ей вспомнилось: «Ее стопы опираются на ступени ада, ее жилище-дорога к могиле, к обители смерти». И в то же время перед ее глазами был глубоко понятный ей жест, с которым в «немой мольбе обратилась к ней женщина. Фрона посмотрела на печальную белую пустыню, и день ей также показался тоскливым. Она невольно вздрогнула, но сказала довольно естественным тоном: — Пройдемтесь немного, чтобы согреться. Я никак не думала, что так холодно, пока сама не постояла на месте. — Она повернулась к собакам:-Эй, Кинг, Сэнди, вперед! — И опять обратилась к незнакомке: — Я совсем замерзла! А вы, должно быть... — О, мне не холодно. Вы бежали, и ваша мокрая одежда прилипла к телу, а я сохранила тепло. Я видела, как вы выскочили из саней за Госпиталем и понеслись вниз по реке, точно Диана среди снегов. Как я завидовала вам! Должно быть, вы получили удовольствие. — О да,просто сказала Фрона.Я с детства люблю собак. — Это напоминает мне Древнюю Грецию. Фрона не ответила, и они продолжали идти молча. Фрона не смела дать волю своему языку, но ей бы очень хотелось извлечь для себя из горького жизненного опыта незнакомки те сведения, которые ей были необходимы. Ее захлестнула волна жалости и скорби, и в то же время ей было неловко оттого, что она не знала, что сказать или как проявить свое участие. И, когда та начала говорить, Фрона почувствовала большое облегчение. |
