Изменить размер шрифта - +
 — Я уже на втором круге понял, что это ты. И только попробуй еще раз сделать то, что ты сделала сегодня. Я за себя не ручаюсь.

— Второго раза не будет, — Диана вытерла глаза и одарила его счастливой улыбкой.

— А теперь ты пойдешь и скажешь императору, что я не имею к этому обману никакого отношения.

— Хорошо, скажу.

Чьи-то руки оторвали ее от земли и понесли вверх по ступеням к императорской ложе. Диана на прощанье провела пальцами по носу Борея, и отдалась во власть толпы. Краем глаза она заметила Деррика. Тот стоял рядом со своей четверкой. Было видно, что он взбешен.

Ей едва хватило сил, чтобы подняться по ступенькам в ложу императора. Если бы не окровавленные ладони, она бы точно опустилась на четвереньки и вползла бы туда, как побитый пес. Диана успела бросить лишь один взгляд на императора в пурпурной тоге, лениво развалившегося в кресле с кубком вина в руке, когда лицо ей закрыл шелковый подол, а в нос ударил крепкий запах духов.

— Диана, ты идиотка.

— Юнона всемилостивая, что на тебя нашло…

— Мы поняли, что это ты, только когда гонки закончились. Знай мы это раньше, мы бы умерли от разрыва сердца…

Это были ее кузины. Лоллия схватила ее за руки. Марцелла взбила ей волосы. Корнелия обняла сзади. Диана пару мгновений стояла перед ним, а потом расхохоталась. Неожиданно они тоже рассмеялись вместе с ней, и до нее дошло, что вместе они не смеялись уже целую вечность. Они стояли, покачиваясь и заливаясь смехом, словно четыре гиены, и окружающие бросали на них неодобрительные взгляды. Наконец Диана вырвалась из их цепких рук.

— Цезарь, — произнесла она, обращаясь к Вителлию, однако стоило ей отвесить ему поклон, как ее охватил новый приступ хохота. — Это целиком и полностью моя затея, так что прошу тебя не возлагать вины на всю фракцию.

Вителлий в упор смотрел на нее. И если бы взглядом можно было убить, ей по идее полагалось свалиться замертво, прямо здесь, в императорской ложе. Впрочем, нет, патрицианку нельзя убить, тем более, в темном переулке. Патрицианка — это вам не бедный колесничий «белых», который дерзнул победить «синих».

— Красавица, — пророкотал императорский бас. — Или ты забыла, что я издал эдикт, запрещающий патрициям управлять колесницами?

— Я знаю, цезарь, — с достоинством ответила Диана, убирая с шеи влажные от пота волосы. — Но в твоем эдикте ни слова ни сказано о патрицианках.

— Клянусь Юпитером, это мой недосмотр! — Вителлий нехотя расплылся в улыбке и вручил Диане пальмовую ветвь победителя. — Обещай мне, что отныне ты не станешь мешать настоящим колесничим делать свое дело. И тогда я тебя прощу.

— Обещаю, — расцвела улыбкой Диана. В следующее мгновение ноги под ней подкосились, и она рухнула бы на землю, не подхвати ее сзади под локти ее кузины.

— О боги, что у тебя с руками? — ужаснулась Корнелия. — На них живого места нет.

— Да, видела бы ты выражение лица Туллии, — добавила Марцелла. — Может, император тебя и простил. Но она — уж точно ни за что.

Впрочем, Диана их не слышала, тупо глядя на пальмовую ветвь в окровавленных руках. Обыкновенная пальмовая ветвь, слегка кудрявая по краям. К завтрашнему дню она увянет, станет сухой и ломкой. Ее трофей победительницы в первой и последней гонке.

— Ну-ну, красавица, — пророкотал Вителлий, отрывая от кресла дородные телеса. — Я бы не прочь наведаться в конюшни. Сколько можно дышать духами, пора подышать и ароматным сеном. Кстати, как зовут этих твоих четверых скакунов?

— Я назвала их в честь четырех ветров, Цезарь.

Быстрый переход