Я говорю:

— Ты не ушибся?

А он так и держит меня за руку. И говорит:

— Ты, Луис, нормальный парень. Я всегда знал, что ты — нормальный парень. Ты же веришь, что я ничем не закидывался сегодня, да?

— Да, — говорю. — Никто не пил, не курил, жвачки из мира Бриллианта не жевал и уколов себе не делал, кроме лекарств без побочных эффектов. А что?

Он захихикал, а глаза по-прежнему испуганные — и говорит:

— Вот видишь, я сухой, мозги в порядке. Я же не сумасшедший, правда, Луис?

Я говорю:

— Конечно, нет. Череп. Сумасшедший никогда не будет в себе сомневаться. Ты в порядке.

Тогда он взял меня за другую руку и говорит шепотом, как умеет только он — с невеселой такой улыбочкой:

— Луис, я только что вроде как Чамли видел.

Меня как током ударило. Я глажу его руки и говорю:

— Тебе показалось. Ты в порядке, но мы устали. Ты просто дремал на ходу. Бывает, знаешь.

А он улыбается и мотает головой.

— Нет, Луис, — говорит. — Я не спал. Я очень хорошо видел. Он из вашей рубки вышел, прошел вдоль всего отсека и вышел сквозь стену.

— Конечно, — говорю. — Конечно, тебе показалось. Люди сквозь стены не ходят.

Он хотел засмеяться, но удержался и фыркнул. Наверное, он понимал, что смеяться, в сущности, тут не над чем, но у него была привычка смеяться по всякому поводу, и он ничего с собой сделать не мог.

И он говорит:

— Люди-то не ходят, Луис. А привидения — еще как. Чамли же мертвый — тело у него в песке лежит закопанное, а душа бродит повсюду. Вот найдет Дождя и покажет ему козью морду.

Я про себя говорю: «Мать преблагая, пречистая, заступница, спаси нас и сохрани», — а вслух:

— Слушай, Череп, привидений не бывает. Тут, наверное, все-таки есть в атмосфере какая-нибудь гадость, проверяли-то небрежно… Ты только, — говорю, — никого не суети и не пугай, ладно? Всем и так плохо.

Тут он все-таки хохотнул. И говорит:

— Кого мне пугать! Некого мне пугать! Все и так в курсе.

Я обернулась. Вижу — в дверях отсека Козерог с Дождем стоят, Рыжий сидит на трубопроводе, а под щитом — Котик. И все слушают. И у Дождя лицо серое, шипы в носу — как рожки у улитки, а на виске — капля пота, хотя в звездолете и не жарко.

И я поняла, что Гад и Фэнси с Бриллиантом тоже узнают, только завтра. Кто-нибудь им непременно расскажет. Теперь уж нечестно не рассказывать тем, кто проспал.

Не по-товарищески.

И тогда я говорю:

— Вы что, верите в привидения? Вы, пилоты звездолетов, жители цивилизованного мира, физику знаете, анатомию — и в привидения верите?

Котик кивнул и вздохнул. А Козерог говорит:

— У Черепа с головой все в порядке. Как можно не верить в факт?

Я говорю:

— Это не факт, а галлюцинация. Вот если бы мы все его видели…

Дождь говорит:

— Я бы лично обошелся.

А Череп вскинулся:

— А тебя лично никто не просил стрелять в нашего товарища! Кто ты такой ваще! Он тебя где-то подобрал, блин, взял на дело — а ты, сука, его макнул за это, да?!

Дождь переменился в лице, но я уже знала его приемчик и схватила его за руку с пистолетом. И Козерог с Рыжим тут же взяли его на прицел. И он закричал:

— Вы все тут против меня, да?!

Тогда я говорю:

— Ребята, знаете, что? А если тут есть какая-то неприхотливая жизнь, невидимая простым глазом? И она так защищается: заставляет своих врагов разными способами друг друга убивать?

Эти слова их, как будто, чуть-чуть отрезвили.