– Я передумала. Освободи меня.
Мы с Томасом переглянулись и опасливо отступили на шаг.
Лицо Леа перекосилось от злости, и она испустила вой, от которого с карниза посыпались сосульки.
– Освободи меня!
– Что здесь, черт подери, происходит? – спросил меня Томас.
– Э‑э‑э… – протянул я. – Расскажу после того, как выберемся из этой задницы.
Томас кивнул, и мы поспешили к лестнице. На бегу я оглянулся. Фонтан уже восстанавливал свою форму, вода превращалась в лед. Тонкий слой его уже покрыл мою крестную. Я поежился, отвел глаза от нее и уперся взглядом точнехонько в несчастного Ллойда Слейта. Ноги сами собой ускорили шаг.
А потом, уже выбегая на лестницу, на одно короткое мгновение мне показалось, что я увидел еще кое‑что. Луч лунного света, прорезавшись сквозь облака, упал на изваяние трех женщин‑сидхе, и в этом неверном свете я увидел, как одна из статуй шевельнулась. Она повернула голову мне вслед, и белый мрамор ее глаз внезапно окрасился в изумрудный цвет – в точности как глаза Мэб.
Не просто как у нее.
Это и были ее глаза.
Статуя подмигнула мне.
Гул приближавшихся фейри нарастал, напомнив мне, что проверять это некогда. Я поежился и побежал по лестнице вслед за Томасом, оставив балкон, его пленников и – возможно – его хозяйку за спиной. Мне стоило сосредоточиться на том, как нам добраться до проделанной Лилией прорехи целыми и невредимыми, поэтому я выбросил на время из головы все вопросы.
Через несколько минут мы уже брели вчетвером по колено в снегу, и я тратил последние капли энергии бабочки на то, чтобы не дать нам погибнуть от переохлаждения.
Я возглавил отряд и поспешил к месту перехода, а кошмарная симфония криков и воплей надвигалась на нас со всех сторон.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Защищенные доброй магией Лета, мы бежали из Арктис‑Тора. Ветер завывал громче, вздымая все более густые клубы тумана, снега и льда. А за этим завыванием, пока еще слабо, но с каждой минутой все яснее слышались крики тварей, обитателей холода и мрака. Дробь барабанов и рев рогов, диких, свирепых, наводящих ужас, не имеющий никакого отношения к разумной мысли, зато напрямую связанный с инстинктами.
И рев личного охотничьего рога Эрлкёнига – уж его не спутаешь ни с чем.
Я переглянулся с Томасом, и тот поморщился.
– Быстрее, быстрее! – скомандовал он.
– Ох, – выдохнул я.
– О чем это вы? – крикнула старавшаяся не отстать от меня Мёрфи.
– Эрлкёниг, – ответил я. – Нехороший парень крупного калибра. Давно мечтает скушать меня.
– Почему? – спросила она.
– Ну… я встречался с ним раз.
– А‑а, – кивнула Мёрфи. Даже задыхаясь, она ухитрилась произнести это междометие на редкость сухо. – В прошлом октябре?
– Угу. Он считает, что я его оскорбил.
– Ты ведь немногословен, Гарри. Должно быть, это сделал кто‑то, похожий на тебя. – Она поморщилась и, пошатнувшись, схватилась за пояс. На толстой коже виднелся длинный порез; судя по всему, коготь или клинок едва не задел ее саму. Ремень порвался, и длинная, не по росту кольчуга запуталась у Мёрфи в ногах. – Черт.
– Стой! – скомандовал я прежде, чем Мёрфи упала, и все замерли на месте. Молли осела в снег.
– Но мы не можем стоять вот так! – крикнул Томас.
– Черити, Мёрф, нам нужно сбросить все лишнее, что мешает идти. Снимайте доспехи. – Я скинул куртку, ужом вывернулся из кольчуги и перебросил ее Томасу.
– Эй! – возмутился он.
– Ее нельзя оставлять на земле, – сказал я. |