— Напишете мне оба объяснительные, — распорядилась главный врач. — Селиванова этого передайте Елизавете Константиновне, пусть она им дальше занимается. И прошу всех быть сдержаннее с пациентами. Не надо лишних слов, намеков, сравнений. Все строго по делу. Если видите, что назревает конфликт, сразу же привлекайте администрацию. Только не так, как вы любите — швырнуть человеку карту и рявкнуть: «не нравится — идите к заведующей». Надо отвести его к заведующей, объяснить ситуацию и причину конфликта, передать с рук на руки. Только так и никак иначе. Все, закончили с этим…

— С этим мы никогда не закончим, — проворчал вернувшийся на свое место Кобахидзе. — Моя бабушка, когда к врачу шла, не только во все чистое одевалась, но и укладку-маникюр-макияж делала. Тогда понимание у людей было, что доктор — тоже человек, да еще какой! А сейчас что? Ноги об меня вытирать будут, а я молчать должен? Вот вы, Владимир, согласны с тем, что пациент всегда прав?

— Не согласен, — ответил Данилов. — Пациенты иногда такие попадаются, что в окно вышвырнуть хочется.

— Приходилось? — уважительно покосился собеседник.

— Сдерживался, — вздохнул Данилов. — Проклятый гуманизм мешал, да и садиться из-за какого-то идиота не хотелось.

— Это верно. Жизнь одна, а идиотов много, — согласился Георгий. — И все такие умные стали, что просто ужас! Если жалобу не напишут, то в суд подадут. На меня два раза уже подавать хотели.

— Да ну? — не поверил Данилов.

— Что я, врать буду? Про себя хорошее врать полагается. Одну тетку от себореи лечил, у нее реакция на препарат пошла, она ходила тут, орала, какого-то юриста приводила… Пока заглохло, но не исключено, что заявление лежит в суде и ждет своей очереди. А в другой раз больной с псориазом, которому отказали в направлении на ВТЭК, тоже орал в коридоре, что это я неправильно в карту запись сделал, поэтому его обратно завернули, и что он найдет на меня управу в суде. Как будто я решаю этот вопрос! Моя воля была бы — я бы всем им инвалидность дал, на, бери, только успокойся. Эх, надо в косметологию валить, там спокойнее.

— Хорошо только там, где нас нет, — сказал Данилов. — Думаю, что и в косметологии проблем хватает.

— Там зато денег больше, — возразил Георгий. — Есть какой-то материальный резон… Если, конечно, работать в нормальной клинике, а не в каком-то шалмане, где эпиляция — самая сложная процедура.

— И не судится с косметологами только ленивый! — сказала женщина, сидящая сзади. — Вот только вчера по телевизору показывали эту… как ее… ну, ту, что у своего косметолога полтора миллиона отсудила! У вас есть свободных полтора миллиона, Георгий Асланович?

— Были бы — я бы здесь не работал!

— Георгий Асланович, если вам есть, что сказать, то прошу сделать это так, чтобы было слышно всем! — Шум в задних рядах привлек внимание главного врача.

— Я уже все сказал, Марианна Филипповна, — ответил Кобахидзе и до окончания собрания просидел молча.

«Нет, все-таки на „Скорой“ было меньше всего маразма», — подумал Данилов, выходя из зала.

«Поручик Голицын, а может, вернемся?» — спросил внутренний голос.

«Не вернемся, — ответил Данилов. — В одну и ту же воду нельзя ступить дважды, и вообще, двигаться можно только вперед, пусть и зигзагами».

Глава третья

ОБЫСК В КАБИНЕТЕ

Абсолютного счастья не бывает, так же, как и абсолютного несчастья.