В ту пору мы уже начали избавляться от леденящего страха, столь мучившего нас поначалу. Страх этот, уверяли мы себя, вызван прежде всего тем, что лунные деревья и растения слишком не похожи на земные. В самом деле, разве чувствуется в здешних лесах какая-то враждебность? — если, конечно, не считать того, что за нами непрерывно наблюдают? А к этому (теперь уже неоспоримому) факту мы стали понемногу привыкать.

Итак, Джон Дулитл решил, что наш опорный пункт следует разместить на лесной опушке, и, основательно оборудовав новый лагерь, мы продолжили изучение джунглей, каждый день совершая вылазки то в одном, то в другом направлении. У меня опять появилось много работы: Доктор непрестанно диктовал мне результаты своих наблюдений и экспериментов.

Исследуя растительный мир Луны, мы довольно быстро убедились, что между ним и миром животных практически не существует вражды. У нас на Земле мы привыкли к тому, что лошади и другие травоядные истребляют в огромных количествах траву, и ко многим иным проявлениям вечной борьбы между этими двумя мирами. На Луне же растения и животные (точнее говоря, насекомые, ибо пока ничто не свидетельствовало о существовании других видов), как правило, помогали друг другу, а не вели жестокую войну на уничтожение. Жизнь как целое носила здесь исключительно мирный характер. Мне еще предстоит говорить об этом в дальнейшем.

В течение трех дней мы с утра до вечера пытались выяснить природу странной музыки, все время звучавшей в лесу. Как вы помните, Доктор был превосходным флейтистом и испытывал к музыке естественную склонность; неудивительно, что эти звуки вызывали у него глубочайший интерес. И после нескольких походов в джунгли нам удалось отыскать место, где рождение лесной музыки можно было наблюдать самым прямым и непосредственным образом.

Отныне мы могли со всей решительностью утверждать: именно деревья являются источником звуков и издают их совершенно сознательно. Они подражают действию Эоловой арфы, поворачивая свои ветви под определенным углом к ветру, чтобы извлекать нужные ноты. Вечер, когда Доктор открыл это явление, которое было им названо поющими деревьями, я по его просьбе отметил в дневнике экспедиции как великий праздник. Этот вечер я не забуду никогда. Перед тем мы шли на звуки музыки уже не один час, причем Доктор держал в руке камертон, время от времени ударяя по нему, чтобы определить высоту этих звуков. И вдруг очутились на неширокой прогалине, посреди круга, который образовали особенно могучие лесные гиганты. Не нужно было никаких объяснений, чтобы, понять: перед нами самый настоящий оркестр. Завороженные, мы смотрели, как то одно, то другое дерево подставляет ветви ровному потоку ветра, и в ночной тишине звенят ясные и красивые ноты. Потом три или четыре дерева взмахнули ветвями разом — и воздух огласился звучным аккордом, гулко раскатившимся по джунглям. Да, это кажется фантастическим и невероятным — но, поверьте, у любого, кому довелось бы слышать и видеть происходившее, не могло остаться и тени сомнения, что деревья в самом деле производят звуки по своему желанию.

Конечно, заметил Доктор, это возможно только потому, что ветер остается ровным и постоянным. Больше всего ему хотелось понять, какой музыкальный лад используют деревья. Мне, надо признаться, это пение казалось нежным и благозвучным. В нем явственно слышался ритм; время от времени, хотя и не часто, некоторые фразы повторялись целиком. Мелодия была довольно затейливой и печальной. И даже мой неискушенный слух улавливал в ней признаки инструментовки: я отчетливо слышал высокие и низкие голоса, сливавшиеся в мягком, приятном звучании.