— Саши, — выдохнула Наталья.

— На обрывке бумаги женским почерком, пострадавшим, похоже, от воды, написано: «Будь ты проклят!», — сухим канцелярским тоном судебного медика сообщил Фальк.

— Ду-у-у-у-ух-и-и-и-и-и! — просипела из коридора всеми забытая мадам Жаме.

Установился какой-то невообразимый бардак. Все начали говорить одновременно и на повышенных тонах. Ксения заламывала руки. Лидия пыталась ее успокоить. Наталья пятилась к выходу. Мадам Жаме опять поминала духов. Отец Нафанаил басовито требовал, чтобы ему объяснили, что вообще здесь происходит. Кто-то должен был взять на себя роль голоса здравого смысла и остановить всеобщую истерику. Этим «кем-то», конечно же, оказался Василий Оттович.

— Тихо! — рявкнул он, перекрыв всеобщий гомон. Как ни странно, это подействовало. Все мгновенно замолчали и застыли на своих местах. Фальк удовлетворенно кивнул: — В соседней комнате я видел диван и несколько кресел. Давайте переместимся туда и успокоимся. Батюшка, мне потребуется ваша помощь. Боюсь, я не смогу в одиночку доставить туда Екатерину Петровну. Нужно привести ее в чувство.

Общими усилиями им удалось это сделать. Фальк сбегал на кухню, нашел на кухне запылившуюся бутылку с уксусом, вернулся на второй этаж и сунул ее под нос Островской. Та втянула резкий завтра, зафырчала и очнулась.

— Так, одной проблемой меньше, — утомленно констатировал Фальк. — Вернемся к более насущным вопросам. Отец Нафанаил, попрошу вас выйти на улицу и найти городового. На Загородном проспекте или на набережной точно будет хотя бы один. Пусть сообщит в полицейскую часть, а сам прибудет сюда для охраны места преступления. Все понятно?

— Да, — пробасил священник.

— Отлично. И, пожалуйста, постарайтесь никого не придать анафеме по дороге! — попросил напоследок Василий Оттович.

— Место преступления? — удивленно спросила Лидия. — Какого преступления? Разве это не самоубийство?

— Это ду-у-у-у-ух-и-и-и-и! — завела старую шарманку мадам Жаме.

— Нет, это не ду-у-у-ух-и-и-и! — раздраженно рявкнул Фальк, которого весь этот спектакль порядочно разозлил. — И — нет, дорогая, это не самоубийство. Вопреки тому, что показывают на сцене театров, заколоться кинжалом в сердце куда сложнее, чем это может показаться. Особенно, под таким углом.

— Какой ужас! — всхлипнула Ксения.

— Боюсь, все куда страшнее, чем вы можете себе представить, — продолжил Фальк. — Как вы понимаете, в призрак мстительной невесты-самоубийцы я не верю. Во время осмотра второго этажа я не нашел ни единого открытого окна. И мимо нас с Екатериной Петровной и отцом Нафанаилом никто не прокрадывался. А это означает, что Федор Григорьев не просто убит. Он убит кем-то из здесь присутствующих.

* * *

Василий Оттович ожидал, что это его заявление вызовет очередной взрыв всеобщей истерики. Вместо этого присутствующие, как загипнотизированные, продолжили молча смотреть на доктора. Слегка смущенный вниманием, Фальк машинально запустил пятерню в волосы, которые художественно растрепались (незаметно придав ему обаяния), и решил продолжить:

— Так уж получилось, что я могу быть уверен в невиновности Екатерины Петровны и отца Нафанаила — они вошли на первый этаж у меня на глазах. Также вне подозрений Лидия. Не потому, что она моя невеста, конечно же, а потому, что спряталась на кухне и не могла попасть оттуда на второй этаж.

— Ну, спасибо! — саркастически заметила Лидия.

— Вынужден быть объективным, — пожал плечами Василий Оттович.