— Да, конечно, конечно, — закивал Вансовский. — Только… Мы можем уйти отсюда? Я не могу видеть Харитона в таком состоянии. Давайте переместимся в ресторан…

Сидоров взглянул на Фалька, словно спрашивал его мнения. Тот пожал плечами и накрыл Мельникова покрывалом.

— Благодарю! — приложил руку к сердцу Федор Романович и вышел из комнаты. Сидоров последовал за ним. Лишь Фальк задержался — он бережно поднял с пола шприц и завернул в носовой платок. Глаза доктора, меж тем, продолжали шарить вокруг. Не найдя искомого, Василий Оттович присоединился к скорбной процессии, которая спустилась в ресторан, где Вансовский извлек из погреба бутылку шустовского коньяку.

— Не желаете? — уточнил коммерсант. Фальк и Сидоров дружно отказались. Федор Романович пожал плечами, налил себе рюмку и опустошил в один присест не поморщившись. Опустив стопку на стол он замер, уставившись в пространство.

— Господин Вансовский, мы ждем, — напомнил о себе урядник.

— Да-да, конечно, я помню, — бесцветным тоном ответил Федор Романович. — Я просто пытаюсь понять, с чего начать рассказ.

— Лучше всего с самого начала, — подсказал Сидоров.

— С начала, говорите? Ну что ж, попробую, — коммерсант повернулся к Фальку. — Помните я давеча вас спрашивал, не мешает ли вам немецкая фамилия?

Доктор молча кивнул.

— Видимо, врачам-немцам городская публика доверяет больше. А вот семье Харитона, чтобы добиться хоть какого-то успеха пришлось обрусеть. Отца его на самом деле звали не Карп, а Карл. А фамилия была…

— Мюллер, — догадался Фальк.

— Именно так, именно так, — подтвердил Вансовский.

— А это тут при чем? — переводил взгляд с доктора на коммерсанта Сидоров. — И вообще, Василий Оттович, как вы угадали?

— Федор Романович намекает, что им пришлось сменить немецкую фамилию на русскую, — пояснил Фальк. — Некоторые семьи берут новые наугад, но некоторые оставляют прежние, просто переводят. «Мюллер» на немецком — «мельник». Мюллер — Мельников.

— Все так, — снова взял слово Вансовский. — Я не придавал этому большого значения, пока мы не приехали сюда, в Зеленый луг. Мне это название ни о чем не говорило, а вот для Харитона, как выяснилось, значило многое.

— Geschichte der Frühlingswiese, — понимающе кивнул Фальк.

— Это вы ругаетесь так? — уточнил Александр Петрович.

— Нет, это название книги, с которой все началось, — ответил Василий Оттович. — «История Весеннего луга», написанная немецким потомком выживших обитателей деревни. По фамилии Мюллер.

— Да, — подтвердил Федор Романович. — Оказавшись здесь, Харитон вспомнил про семейные предания. В этом ему помогла Вера Павловна Шевалдина. Вернее, сначала-то она ассистировала мне — с выбором места под пансионат, с описанием местности и ее жителей, с историей этого дома. Но Харитон решил копнуть глубже. И тогда Вера Павловна нашла ту самую книгу. И Харитон, и госпожа Шевалдина загорелись идеей обнаружить потерянные сокровища. Но, боюсь, эта эмоциональная ажитация окончательно нарушила тонкую душевную организацию моего друга. Он стал одержим идей, что ценности должны принадлежать ему, и только ему. А Вера Павловна, учитывая ее деятельное участие, явно претендовала на свою долю. Она догадалась, что сокровища спрятаны не здесь, на месте бывшего монастыря, а где-то в деревне. Не знаю, как, но Харитон узнал об этом…

— Это-то как раз теперь ясно, — прервал его Сидоров.