|
Некоторые отпустили себе усы, а наиболее отважные победоносно закручивали их кверху. В таких условиях управлять городом и поддерживать порядок было очень трудно, так как город вовсе не был подготовлен к таким неожиданностям. Бургомистр, которого все знали кротким, неспособным принять какое-нибудь решение, не выходил из состояния гнева. Дом гремел от раскатов его голоса. Он отдавал двадцать распоряжений в день и постоянно бранил своих агентов. Сколько перемен! Милый, спокойный дом бургомистра, доброе фламандское жилище, где его прежний мир? Какие сцены разыгрывались в нем теперь! Госпожа ван-Трисасс стала желчной, взбалмошной, сварливой. Мужу удавалось иногда перекричать ее, но заставить ее замолчать было невозможно. Эта сердитая дама придиралась ко всему. Все было не по ней - никто не работал, все запаздывало. Она обвиняла Лотхен и даже Татанеманс, свою золовку, которая теперь на придирки огрызалась довольно энергично. Ван-Трикасс обычно заступался за Лотхен, что вызывало новое раздражение его супруги, и опять поднимались попреки, споры, ссоры, нескончаемые сцены! - Да что же это с нами? - восклицал несчастный бургомистр. - Какое пламя нас сжигает? Не овладел ли нами дьявол? Ах, госпожа ван-Трикасс, госпожа ван-Трикасс! Вы дождетесь, что я умру раньше вас и изменю всем семейным традициям! Читатель, наверно, не забыл, что, по правилам семьи, ван-Трикасс должен был овдоветь и жениться вторично, чтобы не нарушить цепи приличий. Тем временем это возбуждение умов привело и к другим последствиям. Стали появляться недюжинные таланты, артисты, писатели, ораторы, с жаром о6суждавшие все современные вопросы и воспламенявшие аудиторию, вполне, впрочем, расположенную воспламеняться. Открылся общественный клуб, и организовалось до двадцати газет: "Кикандонский страж", "Кикандонский беспартийный", "Кикандонский радикал", "Кикандонский крайний", писавших с яростью о всяких злободневных вопросах. О чем же они писали? Да обо всем и ни о чем. Об Ауденаардской башне, грозившей упасть: одни хотели ее снести, другие выпрямить; о полицейских предписаниях, издаваемых советом, о прочистке речек и сточных труб и о многом другом. И если бы еще эти ярые обличители касались только внутренних дел города! Но нет, увлеченные потоком собственного красноречия, они шли дальше, и оставалось только благодарить провидение, что не вовлекали своих ближних в случайности войны. Действительно, в течение восьми или девяти сот лет у Кикандона в рукаве был припрятан свой casus belli <casus belli - повод к объявлению войны.>, но город хранил его бережно, как реликвию, которая начала приходить в ветхость. Никто не знает, что Кикандон граничит с городом Виргамен и территории их соприкасаются. В 1185 году, незадолго до отъезда графа Болдуина в Крестовый поход, виргаменская корова, принадлежавшая не жителю города, а общине, забрела на землю Кикандона. Неизвестно, успело ли это несчастное животное объесть зеленый луг "длиной со свой язык", но нарушение, злоупотребление, преступление было совершено и надлежащим образом засвидетельствовано в тогдашнем протоколе, ибо в ту эпоху чиновники уже умели писать. - Мы отомстим, когда настанет время, - сказал Наталис ван-Трикасс, тридцать второй предшественник теперешнего бургомистра, - и виргаменцы ничего не потеряют, если подождут. Виргаменцы были предупреждены. Они ждали, думая не без основания, что память об оскорблении со временем сгладится. И действительно, в течение нескольких веков они жили в прекрасных отношениях с кикандонцами. Но странная эпидемия, которая коренным образом изменяла характер кикандонцев, пробудила в их сердцах дремлющую месть. |
