Он задумался, что же сказать музыкантам об этом исполнении. Штука была в том, что вышло не так уж и плохо. Кое-какие помарки, конечно, были: занервничавший кларнет в какой-то момент сорвался в фальцет, парочку фальшивых нот издала валторна, разок неудачно бухнул большой барабан, да еще, похоже, кто-то из духовых от чрезмерного усердия пукнул. Но в общем и целом было хорошо. И даже очень хорошо.

Мадсен откашлялся, оркестр в напряжении смотрел на него.

— Ну, в общем, не так уж и плохо, — сказал Мадсен.

Мадсен всегда выражался очень сдержанно. Отсюда — «не так уж и плохо». Но если подумать, то «не так уж и плохо» было недостаточно высокой оценкой. Поэтому он откашлялся еще раз:

— Ну, в общем, совсем не так уж и плохо.

Несомненно, оркестр школы «Укромный уголок» значительно продвинулся вперед после летнего провала на фестивале в «Стампеслетта». В душе Мадсена забрезжила — впервые за все то время, что он был дирижером, — робкая надежда. В результате с ним случилось небывалое: он растрогался. Даже глаза под очками увлажнились. Он поправил очки, чтобы этого никто не увидел.

— Еще раз, — сказал он и вспомнил, что сначала надо откашляться.

Оркестр школы «Укромный уголок» сыграл еще раз. И еще раз. И каждый раз звучало все лучше и лучше.

— Еще разок, и сделаем перерыв, — сказал Мадсен.

Он поднял палочку. Но опустил ее, даже не начав обратный отсчет.

— Трульс и Трюм, вы куда?

Трульс и Трюм уложили в чехлы свои малые барабаны, застегнули на молнии толстые куртки-пуховики, отчего стали похожи на комплект автомобильных покрышек, и направились к двери.

— Домой, голосовать за Теноресена, — ответил Трульс. — Через полчаса звонки перестанут принимать.

— Но репетиция еще не закончилась, — возразил Мадсен.

— Чихать мы на это хотели, — заявил Трульс. — Мы вообще уходим из оркестра.

— Ух-ходите? — Мадсен поправлял и поправлял очки, но никаких сомнений в том, что он видел и слышал, не было.

Эти два лоботряса решили уйти из его оркестра!

— Не можете же вы уйти сейчас! — крикнула Лисе. — Сейчас, когда мы наконец стали звучать как нормальный оркестр.

— Закрой пасть, вонючка, — сказал Трульс. — И от вашего оркестра воняет.

— Воняет за километр, — подхватил Трюм и открыл дверь.

— Подождите! — крикнул Мадсен — А что вы будете делать?

— Мы переходим в хор.

— В хор? — Мадсен не поверил своим профессионально чутким ушам. — Кому надо петь в хоре, если можно играть в оркестре?

— Нам, — сказал Трульс. — И им.

Он показал на Беатрис и двух ее подружек, которые тоже прятали инструменты.

— И им, — сказал Трюм и показал на всех троих валторнистов, которые уже защелкивали замки на футлярах инструментов.

— Что происходит? — закричал Мадсен и постучал палочкой по краю пюпитра.

Но это не помогло. Напротив, все больше музыкантов укладывали свои инструменты в футляры.

— Бунт на корабле! — крикнул Булле и запрыгнул на стул.

Но никто его не слышал. Все торжественно удалились, а Беатрис, уходившая последней, показала Булле язык и хлопнула дверью.

Когда вновь воцарилась тишина, Лисе окинула взглядом спортзал. Кроме нее, Булле и Мадсена, в зале осталась только Янне, игравшая на тубе. Янне никогда ни с кем не разговаривала. Стекла ее очков были частично заклеены пластырем, чтобы январский снег не слепил ей глаза.