Тот лежал в землянке на деревянном настиле, закрытом еловыми ветками, подложив под голову большую флягу со шнапсом, наполовину пустую. И только отрицательно покачал головой:

— Пока нет.

— А Ирма когда-нибудь что-то говорила тебе, будто Анна фон Блюхер угрожает Штефану? — спросил Скорцени, усаживаясь рядом.

— Анна? Штефану? — Науйокс повернул голову, в его голосе послышалась насмешка. — Когда? Я давненько ничего не слышал об этой птичке. В какой клетке она теперь заливается своим милым голоском?

— Представь себе, что в сумасшедшем доме, в Швейцарии. И находится она там последние полгода. А до этого едва ли не пять лет содержалась в Шарите, а мы даже ничего не знали. Якобы в Шарите. Признаться, я не очень верю во все это.

— Анна фон Блюхер сошла с ума? — Науйокс присвистнул, явно не веря ему. — Ну, знаешь, это просто сенсация, — он поднялся с нар, одернув мундир. — Откуда такие невероятные сведения?

— Мне рассказал старший брат Анны Людер. Я сегодня ездил к ним на виллу. По его приглашению.

— Я знаю, мне сказал гауптштурмфюрер Риц. Я даже и не вспомнил, что у фон Блюхеров здесь вилла. Еще удивился, что тебя к ним понесло? Замучила ностальгия? — он криво усмехнулся.

— Людер сам пригласил меня, прислал письмо. Я думал, может, Анне нужна какая-то помощь. Но для нее, похоже, уже ничего не сделать, — произнес Скорцени, закуривая сигарету.

— А причем здесь Штефан?

— Они утверждают, что это Ким свела с Анной счеты, потому что та угрожала в отместку за то, что я ее оставил, испортить карьеру Штефану в армии. И имела на этот счет разговор с Ирмой.

— Когда? Недавно, что ли? — фыркнул Науйокс.

— Почему недавно? Еще тогда в тридцать восьмом году. Ты же помнишь, Анна уехала из Берлина той же осенью.

— Только об Анне мне и помнить? Ну, знаешь, — Науйокс прошелся по землянке, разминая ноги. — Мало ли что говорила мне Ирма в тридцать восьмом? Она болтала все вечера подряд, — он вдруг кашлянув, замолчал. Остановился, глядя в пол. — Болтала, — повторил хрипло. — Много я на самом деле не помню. У меня в то время были дела поважнее, чем слушать Ирму. Но такую новость, как ты говоришь, что Анна фон Блюхер обещает устроить Штефану неприятности в армии, я бы точно запомнил, если она мне говорила. Нет, точно, — он повернулся, — такого разговора не было. И между Ирмой и Анной не было, наверняка. Потому что если бы он был, Ирма точно мне бы все рассказала. И потом, Штефан в тридцать восьмом году разве служил в армии? — Науйокс пожал плечами. — Маловат он еще был для этого. Он же пошел только в сорок первом. В самое пекло, как говорится.

— Вот и я говорю, — согласился Скорцени, — в тридцать восьмом сам лично устраивал его и Джилл на обучение. Что-то тут не вяжется. Но Анна в сумасшедшем доме. Это факт. С ним не поспоришь.

— Он показал тебе какие-то бумаги? Заключение врачей? Какой у нее диагноз? — спросил Науйокс. — С какой стати ты веришь ему на слово? Сам-то он, этот Людер фон Блюхер, нормальный? Может, его самого надо отправить на экспертизу. Может, он получил ранение в голову на фронте, а теперь начались галлюцинации. Признаться, я был обеспокоен, что ты к ним отправился. Если бы ты не появился еще час или полтора, я бы взял парней и отправился к ним сам, проверить, в чем, собственно, дело.

— Я не думаю, что для него большое удовольствие встречаться со мной просто так, — заметил Скорцени. — Он и его брат Хуберт явно опечалены всем тем, что произошло с Анной, и это еще слабо сказано. И факт состоит в том, что она действительно больше никогда не появилась в Берлине. А это очень на нее не похоже.

— Анна фон Блюхер сошла с ума.