Анастасия Доронина. Долгая дорога к тебе
Он сказал:
– Ты знаешь, на земле и так слишком много людей.
А потом предложил мне сделать аборт.
В книжках про любовь и во всякого рода женских откровениях в дамских журналах, которые мне приходилось читать или пролистывать так, между делом, после этих слов всегда следовали описания вроде: «Земля ушла из под ног», «Всю меня охватило отчаяние», «Слезы брызнули из глаз нескончаемым фонтаном…». Со мной ничего этого не произошло. Может быть, потому, что сначала я ему просто не поверила.
– Ты шутишь?
– Отнюдь.
– Погоди, погоди… Как это – делай аборт? Наверное, ты и в самом деле не понял… Это же наш ребенок, понимаешь? Наш! Плоть от плоти, кость от кости! Я беременна – от тебя!
Я смотрела в его серьезное, но какое то отстраненное лицо и пыталась уловить момент, когда новость о том, что нас скоро станет трое, наконец дойдет до его сознания. И он обнимет меня, подхватит на руки, закружит, как это уже бывало не однажды… И мы помчимся отмечать такое знаменательное событие в наш любимый «Чердачок». А потом все будет хорошо.
– Да почему я не понял? Я понял. Ужасно не повезло. Ты не думай, мне и в самом деле тебя жаль. Очень жаль, что я, не человек, что ли? Но что поделаешь, придется тебе сходить в больницу. И знаешь, чем скорее, тем лучше. Как говаривала моя соседка, довольно, надо заметить, разбитная бабенка: «Само собой это не пройдет».
Я помотала головой, пытаясь убедить себя, что это мне снится. Ну как же, как же это может быть – отец моего ребенка, здоровый сильный парень, с которым мы провели вместе два незабываемых года, единственный человек в мире, с которым мне всегда было так легко и просто, которым я гордилась днем и от которого млела в постели по ночам, тот самый Сергей, которого я считала своим мужем! Да что там я – все наши знакомые уже давно называли нас общим словом «Васютины», подразумевая, что Сергей и я – единое целое, одна семья. А то, что отношения наши до сих пор не были официально оформлены, так это пустяк и формальность. В конце концов, мы же жили вместе! И не надоедали друг другу. Напротив, нам всегда было так хорошо вдвоем!
– Серый, ты, наверное, устал, – сказала я, называя его прозвищем, принятым между нами и в кругу друзей. – Ты устал и говоришь глупости. Сейчас ты поужинаешь, отдохнешь и посмотришь на все другими глазами. Конечно, я сама виновата: кто же сообщает такую новость прямо на пороге! Ты и раздеться то не успел…
Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно беспечнее. А сама тем временем стаскивала с него плащ, пододвигала ногой шлепанцы, теребила, чтобы он поскорее отправлялся мыть руки и оттуда на кухню. А сама при этом то и дело заглядывала ему в глаза, как побитая собачонка: мне хотелось, чтобы это чужое выражение, которого я уже начинала бояться, поскорее сошло с его лица. «Ну очнись же, очнись, – мысленно умоляла я. – Скажи, что ты пошутил и никакого аборта не надо! Это была не самая лучшая твоя шутка, и я клянусь, что ни разу о ней больше не вспомню!»
– Есть хочешь?
– Как собака голодный.
– Ну вот видишь, я была права! Разве можно вести серьезные разговоры с голодным мужчиной! Чувство голода плохо влияет на чувство юмора. Погоди же! Стоит только тебе увидеть мой борщ…
Я говорила так преувеличенно беспечно, что собственные фальшивые интонации резали мне слух. Из ванной послышался шум воды. Надеюсь, он действительно настолько голоден, что далек от мысли вслушиваться в тон, которым с ним разговаривают.
– Помыл руки? Садись. И не хватайся сразу за хлеб, – шлепнула я по руке, потянувшейся к горбушке. – Семейные ужины должны быть уютны и размеренны. |