Изменить размер шрифта - +
Я вздрогнула и крепче обняла свой живот. Сергей стал моментально наливаться краской. Я знала эту его черту – густо густо краснеть перед тем, как окончательно взорваться.

– А сама ты считалась с моим мнением?! – заорал он, продолжая багроветь. – Хоть раз ты спросила меня, хочу ли я быть отцом? Чтобы меня называли «папой»?! Чтобы тут кто то ползал? Чтобы вся наша жизнь полетела к чертям собачьим? Такие вопросы единолично не решаются, дорогая моя! Как минимум, надо было поставить меня в известность – я и знать не знал, что ты перестала предохраняться! А теперь, поскольку ты сама приняла решение за нас двоих – то и расплачиваться тоже будешь по двойному тарифу. Завтра же пойдешь в больницу, и чтобы я больше не слышал разговоров ни о каком ребенке!

Сергей треснул кулаком по столу и вышел из кухни, в бешенстве пнув ногой свободный табурет. Я осталась одна. Среди осколков разбитой посуды и… и разбитой жизни. Слез не было. Была огромная обида, которая давила настолько, что мешала дышать. Никогда не думала, что душевная боль может быть настолько сильнее физической.

– У ууу… – застонала я, согнувшись пополам и зажмурившись.

И тут же спохватилась: не испугала ли я этим криком моего сыночка? Ведь он еще такой маленький, он не должен знать, что кто то хочет убить его…

 

* * *

 

Мы познакомились с Серым на свадьбе наших друзей. Он был с девушкой, и я сначала обратила внимание на эту Ию, очень уж она выделялась даже из такой пестрой и разнаряженной толпы. На ней было платье из серебристой парчи, полностью открывающее спину, сверкавшее, словно рыбья чешуя. На платье спускались длинные, крашенные в странный болотно зеленоватый цвет волосы. Такое сочетание неизбежно наводило на мысль о том, как эта девушка похожа на русалку. Сходство подчеркивал еще и ее огромный, какой то жадный рот – губы были густо накрашены красной помадой и, казалось, готовы были в любую минуту заглотить собеседника.

– Ух, жарко! – сказала она низким голосом, вернувшись к столу с танцевальной площадки. Не спрашивая разрешения, схватила мой бокал и, плеснув в него минералки, выпила ее шумными большими глотками. – Ты че не танцуешь то? – спросила она меня, переведя дух. – Музыка – отпад! Я аж взопрела!

Я могла бы ей сказать, что не танцую не только я, за последние десять двадцать минут с площадки к столам потянулась добрая половина гостей. И могла бы добавить, что трудно танцевать, когда вокруг с дикими ужимками, трюками и прыжками носится такая фурия, как эта Ия. У нее была странная манера плясать – она занимала собой все предназначенное для этого пространство, раскидывала руки, трясла головой, мотала из стороны в сторону длинными патлами волос, а самое главное, то и дело всей тяжестью тела падала на руки мужчинам, которые имели несчастье оказаться рядом. Смотрелось это все просто вульгарно, но никто не пытался остановить разошедшуюся Сирену – может быть, просто опасались обвинений в том, что ничего не понимают в современных танцах.

– Че за прикол – припереться на такую роскошную свадьбу и сидеть, как сычихи на насесте? – дернула плечом Ия. – Этак я скоро ваще одна тут останусь!

Я усмехнулась – девушка оказалась к тому же и непроходимо глупа. «Сычиха на насесте!» Все равно что сказать: «Тигрица на подушке». И речь, бог мой, что у нее за речь!

– Интересно, из какой деревни ее привезли в Москву? – пробормотала я, глядя, как отошедшая от меня Ия снова задергалась на танцплощадке. – И где тот несчастный, который пришел сюда с ней?

– Готов ответить сразу на оба ваших вопроса, – вдруг услышала я точно за своей спиной насмешливый голос. – Девушка доставлена в столицу из села Кукуева – представьте себе, близ Архангельска в самом деле есть деревня с таким названием.

Быстрый переход