Он о ней и позаботился. А дьявол, если помните, уже фигурировал в наших семейных преданиях.
— Да, вы рассказывали.
— Ну, а теперь от кого угодно можно услышать, что якобы в ненастные штормовые ночи сквозь шум прибоя и рев ветра доносятся и крики Сильвы. Некоторые даже считают, что ее призрак по замку бродит.
— Вы думаете, этот призрак обитает в моей комнате?
Яго расхохотался.
— Эллен, надеюсь, я не напугал вас этими сказками? Дорогая моя девочка, мы переселим вас в другую комнату.
— Нет, не надо! Я лучше встречу Сильву, если дух ее «бродит» по замку, я с удовольствием познакомлюсь с ней. Ведь она была мне сестрой. Как я могу забыть об этом? Все детские годы, которые я провела с Эсмеральдой, я мечтала иметь настоящую сестру, и она, оказывается, была у меня. Лучше бы я всю жизнь росла и жила в этом замке!
Он неожиданно близко наклонился ко мне и сжал мою руку.
— Как бы я этого хотел, Эллен. Тогда вам не надо было бы сейчас привыкать ко мне, мы уже давно и крепко дружили бы. Впрочем, надеюсь, мы и так скоро станем друзьями.
Чайка пронзительно вскрикнула почти над головой, будто насмехалась над нами. Яго не заметил этого. Лицо его было задумчивым, в глазах — теплый свет.
Мы помолчали. Я думала о своей сестре, так одиноко жившей в огромном замке, в то время как я мучилась в милости у кузины Агаты. Несколько страничек в блокноте нарисовали мне четкую картину тех лет: нелюбимый ребенок, мучительно переживающий свое одиночество. Вряд ли кто-нибудь мог понять ее лучше, чем я. Но мне достался от природы счастливый дар жизнелюбия, у меня была подружка — Эсмеральда, тихая и кроткая, по-своему страдавшая не меньше, а может, даже больше, чем я; несомненно, ко мне судьба была благосклоннее, чем к Сильве. А она, бедняжка, в громадном замке не смогла найти ни одно доброй души! Уверена, что моя мать жалела ее, была добра с ней, но ведь мать сбежала с острова, когда мне было три года. Сильва сама тогда была маленькая, лет двенадцати, наверное.
Яго окружила целая стая птиц, он бросал им корма из корзины. Я присоединилась к нему, чтобы разделить его восторги от лицезрения этой картины: птичий гвалт, шум крыльев, порывы ветра, запахи моря.
— Красавицы какие, а? — кричал он сквозь гомон. — Вы знаете, что эти огромные птицы весят всего несколько унций? Хочется вам парить вот так же в воздухе, а, Эллен?
— Это, наверное, потрясающее ощущение. А почему они так тоскливо, так печально кричат?
В этот момент я почувствовала, что на нас смотрят. Резко обернувшись, я увидела на склоне позади себя незнакомого человека. Увидел его и Яго.
— О-о, да это Джеймс Мэнтон! — сказал он. — Мэнтон, здравствуйте. Что, работаете здесь?
Мы шли друг другу навстречу.
— Эллен, — сказал Яго, — разрешите представить вам Джеймса Мэнтона. Мэнтон, это моя подопечная мисс Эллен Келлевэй.
— О, да вы художник! — воскликнула я. Он кивнул с очень довольным видом, уверенный, что я знакома с его творчеством.
— Рад встретить вас, — сказал художник, — я на лодке сюда приплыл, собирался эскизы делать.
— Значит, вы хотите писать наш Остров? — спросил Яго.
— И Остров, и птиц. С этого холма открывается удивительный вид на ваш Остров. И освещение сегодня исключительное. Посмотрите, как море играет красками.
Мы согласились, что море особенно красиво.
— Трудно передать такую игру света, — произнес он, — но я попытаюсь. Надеюсь, вы не жалеете, что приехали на Остров, мисс Келлевэй?
Я сказала, что меня все здесь восхищает. Он следил глазами за высоко парившей в небе птицей; потом быстро поклонился, пожелал нам всего хорошего и пошел своей дорогой. |