Он так и не сдвинулся с места. Сидел во тьме, сначала все глядел, будто с надеждой какой-то, на красную точку дотлевающего фитиля, а потом пялился во тьму, пока не заснул здесь же, за столом.

Утром гетман объявил поход на Молдавию, но войско исполнить приказание не поторопилось.

К гетману пришли полковники, и полковник черкасский Ясько Порхоменко сказал за всех:

— Непотребно нам чужую землю оборонять, а свою оставить без защиты, волкам на потеху. Будем здесь стоять и свою землю оборонять!

Черная кровь кинулась Богдану в голову. Выхватил саблю, рубанул полковника. Ясько едва успел отпрянуть да левой рукой от удара заслониться. Сабля рассекла руку до кости. Полковники выскочили от гетмана и тотчас пошли все вместе думать, как быть дальше.

Богдан, оставшись один, попросил себе кофе, который очень любил. Пил кофе маленькими глотками, совершенно спокойный, словно и не произошло ничего, и только глаза глядели в точку да щурились. Сделав один решительный ход, гетман обдумывал следующий…

Допил кофе, попросил вина. Выпил половину кубка, остальное на ворот себе выплеснул, для запаха.

Явился к войску пошатываясь, веки от слез набрякшие.

Трижды поклонился казакам в ноги. Махнул рукою слугам своим:

— Выкатывай бочку!

Слуги выкатили огромную бочку меда.

Богдан снова поклонился казакам.

— Детки мои! Пейте, гуляйте, как я гуляю, потому что сын мой и братья ваши казаки сидят в Сучаве, а помочь им — не могу! Не слушает войско своего гетмана. Напейтесь и выдайте меня с головой, хоть полковнику Порхоменко, которого я несправедливо обидел, хоть королю, хоть самому черту!

— Пан гетман! — закричали казаки. — Приказывай! Мы с тобой быть все готовы!

3

Ночью Домна Тодора спустилась в подземелье, чтоб ни единая душа не могла подсмотреть за нею, и молилась богу своего детства — Аллаху. Тимош горел в антоновом огне.

Княгиня и рада была допустить до Тимоша его полковников, да они бывалые люди, сразу поняли бы — не жилец их наказной.

Умер Тимош через две недели после ранения, огромная сила жизни была в нем, но и она сломилась перед болезнью.

Домна Тодора хлопотала над телом усопшего, словно ничего важнее не было в ее жизни. Лекари Домны забальзамировали Тимоша.

— Положите его в постель! — приказала княгиня. — Подрумяньте щеки.

Отошла, долго смотрела с разных сторон.

— Как живой!

Разрешили в тот же день рвавшимся к Тимошу Федоренко и старшинам поговорить с болящим.

Казаки вошли в залу, увидали в дальнем конце огромную, под балдахином, постель.

— Спит он! — замахал на казаков руками лекарь. — Спит!

Казаки, придерживая оружие, вышли из залы.

Город голодал, умирал от жажды.

— Вино кончается, — сообщили Домне Тодоре.

— Господи, дай же мне силы! Я верю, помощь уже идет.

Она сама подносила казакам вино, смешанное с водою. По-украински Домна Тодора говорила уже вполне сносно. И она не жалела слов, не жалела времени, не думала о пулях и ядрах. День-деньской обходила стены, принося казакам питье и ободряя словом.

Но недаром говорят: посуда, которая протекает, не наполняется…

Восьмого октября казаки ворвались во дворец.

— Куда ты упрятала Тимоша? — кричали они на Домну Тодору и грозили ей, безоружной женщине, саблями и ружьями.

Она подняла руку и стояла каменная, белая, как соляной столб. Казаки умолкли.

— Вы хотите видеть Тимоша? Идемте же.

Она привела их на ледник и показала гроб, в котором отдыхал от Сучавы наказной гетман Тимош Хмельницкий.