Лилия скептически скривилась.

– Работу? – уничижительно протянула она. – А ты будешь готовить ему обеды и стирать белье? Ты когда-нибудь это делала?

Я отмахнулась.

– Нет, конечно. Наймем служанку, мама и папа помогут, – ответила ей. И добавила чуть обиженно: – Ты что, против нашей любви? Я думала, ты поддерживаешь меня.

– Ты такая наивная, Софи, – немного сконфуженно рассмеялась Лилия, – но я искренне желаю тебе счастья. И если нужно – помогу.

– Спасибо, – я подошла к подруге и мы крепко обнялись. Хоть Лилия и бывала иногда весьма резкой и ехидной, но я любила ее. И за ее сарказм в том числе.

Лето заканчивалось. Море потемнело, с пляжа все чаще дул холодный ветер. И мое сердце тоже охватывал ледяной озноб.

Оставалось четыре дня.

Три.

Два…

* * *

– Завтра мы уезжаем, – я прижалась к Роберту изо всех сил, пытаясь пробраться к нему внутрь, под кожу, свернуться клубочком рядом с сердцем и остаться там навсегда. Весь день я героически держалась и не давала воли слезам, но сейчас, увидев потухшие глаза Роберта, его заострившиеся скулы, напряженную фигуру, сорвалась, и они потоком хлынули из глаз. Сильные родные руки лихорадочно стискивали меня в объятиях, губы собирали соленые капли со щек, а хриплый голос шептал, не переставая:

– Любимая моя, Софи… любимая… любимая…

– Ты мне часто будешь писать? – бормотала я между всхлипами.

– Каждый день.

– Ты не забудешь меня?

– Никогда!

– Ты приедешь ко мне в школу?

– Да, обязательно.

– Ты будешь любить меня?

– Вечно!

* * *

Казалось, жизнь кончена. Казалось, от тоски разорвется сердце, а я больше никогда не смогу вдохнуть полной грудью. Губы опухли от поцелуев, голова гудела после бессонной ночи, но сильнее всего болела душа. Я случайно заметила на перроне Роберта (хоть мы и договорились, что он не придет провожать). Он стоял, тяжело опираясь на каменную колонну, засунув руки в карманы, и провожал поезд хмурым безнадёжным взглядом. «Он не верит, что я буду писать? Он прощается со мной навсегда? Почему он не подошел? Плевать на учителей, зато я в последний раз поцеловала бы его»… Сотни тревожных мыслей лезли в голову, мыслей малодушных и недостойных.

Я благодарна судьбе, что нас сразу же отправили в школу, не давая возможности побывать дома. Не знаю, что бы я сказала родителям. Хотя, возможно, они бы и не обратили внимания на мой понурый вид, у них своих переживаний достаточно. Адель, например.

Мадмуазель Буше уехала в замок Нордвик. В школе со мной осталась только горничная Мэри.

Теперь Лилия стала для меня опорой и поддержкой. Только с ней я могла поговорить о Роберте. Она выслушивала мои бессвязные мольбы и стенания, она утирала мне слезы. Наша дружба окрепла именно тогда, когда Лилия прятала меня от взглядов учителей, говоря всем, что «Софи плохо себя чувствует, ее укачало» или «она отравилась и не будет ужинать со всеми».

Помня о своей несчастливой первой любви, она всячески поддерживала меня и успокаивала.

– Все пройдет, ты забудешь его, – шептала она ласково.

И тут я вспыхнула.

– Почему я должна его забыть? – спросила тихо. – Я не хочу его забывать!

– Но ведь он не дворянин, – пробормотала Лилия осторожно, – он не пара тебе…

– Почему не пара? – нахмурилась я.