— Семейное положение?

— Женат.

— Место работы?

— Вы же знаете…

— Отвечать! — тонким голосом крикнул Гостинщиков, задрожав палевой бородкой.

— Следователь прокуратуры Зареченского района.

— Национальность?

— Русский.

— Образование?

— Высшее, юридическое.

— Судимы?

— Нет.

Семёнов лёг грудью на стол, припечатав все бумаги, и, стараясь придать своему простодушному лицу особую хитрость, спросил:

— Чем вы занимались одиннадцать лет назад?

— Как чем?.. Работал техником в геологической экспедиции.

— Ага, работал, — вроде бы обрадовался прокурор.

— И с кем вы работали? — поинтересовался Семёнов с каким-то тайным намёком.

— Ну, с геологами, техниками…

— Давно вы их видели? — теперь он спросил с деланным безразличием.

— Это моё личное дело.

— Молчать! То есть отвечать! — вновь крикнул Гостинщиков, придерживая скачущую бородку.

— Ну, видел кое-кого из них месяц назад…

— Говорить правду! — теперь крикнул следователь, заморгав от собственного крика белёсыми ресницами.

— Ну, месяца два назад…

— Четыре! — рявкнул Гостинщиков.

— Неправда, — возмутился Рябинин.

— Товарищ Семёнов, дай ему в ухо, — приказал работник Прокуратуры РСФСР.

Следователь мгновенно скинул плащ, бросил его на спинку стула и поплевал на руки.

— Физические воздействия запрещены, — слабо возразил Рябинин.

Но Семёнов уже схватил его ладонь и сжал своими каменными пальцами. Не вытерпевший Гостинщиков забежал сбоку и клешнёй вцепился в затылок.

— Больно, черти…

Это были они — его геологи.

С этими людьми начиналась его молодость, с этими людьми он хотел бы жить в одной коммунальной квартире, и случись что, этих людей хотел бы видеть рядом.

Рэм Фёдорович Гостинщиков, научный сотрудник, кандидат геолого-минералогических наук. Старше Рябинина на десять лет. Они переговорили обо всём на свете: вечерами, ночами, за ужином, в поездах, а однажды пошли в маршрут и проспорили весь день, не увидев ни одной породы.

Димка Семёнов, ровесник Рябинина, коллектор, а по-нынешнему — техник. Он не интересовался геологией, презирал степени и должности, но всю жизнь провёл в экспедициях, потому что любил передвигаться по земному шару. Это он как-то поехал в посёлок за хлебом и пропал на три дня; вернулся чёрный, обожжённый, весёлый — тушил горящую степь. Это он две ночи сидел, как верная жена, у спального мешка, в котором горел температурой простуженный Рябинин. Это он…

Это были они — его геологи, рядом с которыми Рябинин думал о себе чуть хуже, чем без них.

И промелькнуло, исчезая…

…Всю жизнь он в себе разочаровывается. Неужели был так сильно очарован?..

— Забыл нас? — улыбнулся Димка, блаженно расплываясь круглым и добродушным лицом.

— Три месяца не заходил, подлец, — улыбнулся и Гостинщиков своей особенной улыбкой: наклонил голову, беззвучно приоткрыл рот и сузил глаза, отчего казалось, что он сейчас крикнет или запоёт. Эту улыбку-ухмылку геологи деликатно звали мефистофельской, а за глаза — сатанинской. Поварихи всех полевых сезонов считали её козлиной, хотя Рэм Фёдорович объяснял, что козлы не улыбаются.

— Три с половиной, — уточнил Рябинин.