Их принято отправлять на скотобойню.
— Выходит, и мы вынуждены поступать так же? — засомневался Александр. — На скотобойню, говоришь?
— К величайшему сожалению, государь. Народ мудр, он знал, как следует обходиться с паршивой овцой.
— Нет, знаешь ли. Я всё-таки этого не хочу, — вырвалось у Александра.
— Но они этого хотят, они сами. И нам приходится поступать сообразно с их желанием. Нельзя позволить им безнаказанно убивать представителей власти.
— Да-да, — торопливо согласился Александр. — Убийство нельзя оставлять без наказания. Но слово протеста, осуждения? Не слишком ли мы сурово поступаем с теми, кто сочиняет и расклеивает листки?
— Листки, в которых содержатся призывы ниспровергать власть, убивать её носителей? Никак нельзя потворствовать их сочинителям и рассеивателям, — уверенно произнёс Валуев.
— Что ж, пожалуй ты прав. Вот и Дрентельн доложил: «С тяжёлым и прискорбным чувством вижу себя обязанным донести Вашему Императорскому Величеству, что вчера появился первый номер новой подпольной газеты под названием «Народная воля»... Самый факт появления подпольной газеты представляет явление в высшей степени прискорбное, а лично для меня крайне обидное».
— Вот видите, государь. Они не унимаются, да и не уймутся, пока мы не обнаружим их и не вырвем самый корень этого ядовитого растения.
— Должно, быть так, — уныло сказал Александр.
Глава одиннадцатая
НАРОДНАЯ ЛИ ВОЛЯ?
Вашему превосходительству известно, что
<...> столичные газеты изобилуют статьями,
которые не могут соответствовать интересам
и видам правительства, но что при ныне
существующем законодательстве по делам
печати правительство не вооружено теми
способами действия, которые могли бы
если не устранить, то, по крайней мере,
уменьшить это неудобство. С этой целью
предположен переход от смешанной системы
административных и судебных взысканий
к системе более строгих, но исключительно
судебных карательных мер...
— «Народная воля»? — Константин Николаевич пожал плечами. — Название-то многообещающее. Да только народная ли? Стало быть, народ желает смуты, кровопролития, братоубийства? Только ради чего? Кучка самозванцев, прикрывающихся именем народа, но никак его не представляющая, желает занять престол. И управлять по своему разумению. Да хватит ли у этих самозванцев разумения? Разрушить всё — да, пожалуй. Где они возьмут государственный аппарат — всех этих чиновников. Я так понимаю, что они убьют либо прогонят всех представителей нынешней власти, ибо она им поперёк горла. Что вы, любезный Михаил Евграфович, думаете об этом?
— То же, что и вы, Ваше высочество. Это именно самозванная публика, не нашедшая себе места в сей жизни — неудачники, недоучившиеся студенты, субъекты с претензиями на ум и бессмертие, наконец, вампиры, жаждущие человеческой крови. Так же мыслит и Фёдор Михайлович Достоевский, сколько я знаю.
— Каково его здоровье? Слышал я, что он недомогает.
— Увы, жизнь и её страсти изрядно разрушили Фёдора Михайловича. Перемогается. Нынешняя супруга его Анна Григорьевна самоотверженно ухаживает за ним. Да ведь эскулапы-то наши не знают, а гадают.
— Они и в Европе таковы.
— Врачебная наука плетётся в хвосте; какой была во времена греков да римлян, такою и осталась. |