Программа была жёсткой. В ней говорилось: «Что касается самого восстания, то для него, по всей вероятности, можно будет выбрать благоприятный момент, когда сами обстоятельства облегчат задачу заговорщиков. Такие благоприятные условия создаются народным бунтом, неудачной войной, государственным банкротством, разными усложнениями европейской политики и пр. Каждым из таких благоприятных обстоятельств партия должна своевременно воспользоваться, но при своей подготовительной работе она не должна на них возлагать всех своих надежд. Партия обязана выполнить свои задачи во что бы то ни стало, а потому свою подготовку должна вести так, чтобы не оказаться ниже роли даже при самых худших, самых трудных условиях... Партия должна иметь силы создать сама себе благоприятный момент действия, начать дело и довести его до конца. Искусно выполненная система террористических предприятий, одновременно уничтожающих десять—пятнадцать человек — столпов современного правительства, приведёт правительство в панику, лишит его единства действий и в то же время возбудит народные массы, то есть создаст удобный момент для нападения. Пользуясь этим моментом, заранее собранные боевые силы начинают восстание и пытаются овладеть главнейшими правительственными учреждениями. Такое нападение легко может увенчаться успехом, если партия обеспечит себе возможность двинуть на помощь первым застрельщикам сколько-нибудь значительные массы рабочих и пр. Для успеха также необходимо подготовить себе положение в провинциях, достаточно прочное для того, чтобы или поднять их при первом известии о перевороте, или хоть удержать в нейтралитете. Точно так же следует заранее обезопасить восстание от помощи правительству со стороны европейских держав и т.д. и т.п.».

   — Это ты, Лев, сочинил? — спросила Вера Фигнер у Тихомирова.

   — Это плод коллективных мыслей. Я набросал основу, а затем она подверглась совместной переработке.

   — Гладко было на бумаге, а забыли про овраги, а по ним ходить, — прокомментировала она. — Нет-нет, не подумайте, что я против. Просто вы чересчур легко расправились с властью. А она достаточно сильна и достаточно крепка. Учли ли вы недавний печальный опыт Парижской коммуны? А ведь там был восставший Париж, десятки тысяч рабочих и горожан, взявшихся за оружие. Был и внешний враг — пруссаки, вызвавший взрыв патриотизма. И что же? Разгром!

Тихомиров невнятно пробормотал что-то, что можно было понять как то, что Парижская коммуна — есть локальное явление, Париж — это всего лишь город, хоть и столичный...

   — А ведь у этого города славные революционные традиции, можно сказать, опыт восстаний, — не унималась Вера Фигнер.

   — Я с Верой совершенно согласен, — подал голос Александр Михайлович. — Нам недостаёт ни опыта, ни сил. Следует трезво оценивать наши силы и наши возможности и тщательно оберегать товарищей от провала. Я, например, против актов самопожертвования, подобных Каракозову, Соловьёву, Березовскому. Наши террористы все дилетанты и непременно теряют самообладание, выходя один на один с жертвой, в данном случае с царём. Говорят, его взгляд обладает гипнотическим действием. Нам нельзя рисковать людьми, способными на подвиг, их у нас не так много...

   — Мало! — выкрикнула Фигнер.

   — Достаточно, — отозвалась Мария Ошанина, чья горячность была всем известна. — Я готова выйти против царя и убить его.

   — Ха! Такого красавца мужчину, — сыронизировал Михайлов. — Неужто, Маша, у тебя не дрогнет рука?

   — У неё-то? — муж Ошаниной Баранников улыбался.