|
Эта чиновничья фуражка производила на провинциалов завораживающее действие. Стало быть, человек солидный, коли на нём такая фуражка. Он знал это и внутренне посмеивался. И вместе с тем негодовал: тёмен народ, прост, верит в царя, в Бога, в чудеса, идущие от власти и церкви. Нужны поистине титанические усилия, чтобы привить ему иные понятия, воспитать в ином духе. В каком? В духе свободы и братства, в якобинском духе! Однако пробовал он, пробовали и его единомышленники, а якобинский дух в народе ну никак не прививался. Надобно было время, годы и годы, но у них не было времени, не было и выдержки, они торопились воплотить в жизнь свой девиз «Свобода или смерть». Смерть была близко, всегда рядом и они относились к ней как к союзнице, как к неизбежности. Не жалели других, не жалели и себя. Свобода через смерть! А вот кто обретёт эту свободу, когда, какова её истинная цена, да и так ли нужна она сейчас народу, готов ли он к ней — об этом они не думали, заворожённые самой идеей, будучи у неё в плену.
Аня Якимова была из племени черемисов, они же мари, окрещённого довольно давно, но однако же пребывавшего во язычестве. Крестьяне марийцы слыхом не слыхивали об якобинских идеалах, а разговоры о свободе приводили их в недоумение. Свободу мог принести только добрый дух Юмал, он же был сам по себе свободным божеством. Поэтому она вся отдалась во власть Желябова, видя в нём задатки вождя и безоговорочно принимая его идеалы. Дачники, они проводили большую часть времени в прогулках за городом, пока Гольденберг не доставил им недостававшее количество динамита. Потом они долго выбирали место для укладки мины. Её следовало так замаскировать, чтобы путевой сторож, время от времени обходивший свой участок, ничего не заметил. Всё, казалось, складывалось удачно. И провода хватило: пришлось выбрать место для наблюдательного пункта довольно далеко от полотна, в небольшом распадке, заросшем тальником. Оставалось ждать. Слухи о проследовании царского поезда через Александровск роились, но были неопределённы. Пришлось набраться терпения. — И, матушка, бывало, его величество делал тут у нас остановку. То-то праздник был! — рассказывала Ане словоохотливая хозяйка. — До чего же прост наш царь-батюшка; выйдет из поезда да иной раз и скажет доброе слово. А то и серебром одарит. — Как это — серебром? — любопытствовала Аня, понимая, впрочем, что царь раздавал серебряные деньги. Но её интересовала мера его щедрости. — А так: кто сподобился близ него быть, тому рублёвик с его царским видом доставался. — А много ль таких рублей? — не унималась Аня. — Да с дюжинку — поезд-то совсем мало стоял. Стоял бы долей — боле и перепало бы... Но вот настал наконец вожделенный день. Погода благоприятствовала, царский поезд показался из-за излуки и был виден весь с зеркальными стёклами вагонов, в которых отражалось и небо с кучевыми облаками, и деревца, росшие вдоль полотна, и пожухлый бурьян. Поезд шёл как бы неторопливо, запряжённый в два паровозика, источавшие белый дымок, двигался по-хозяйски, в полной уверенности, что оберегаем всей этой землёй и всеми людьми, обитавшими на ней, ибо вёз он царя-освободителя, Александра II, царя, осуществившего вековечную мечту народа-труженика. Аня была сигнальщицей. Она вышла из-за их укрытия и стояла на взлобке, держа в руках головной платок. По его взмаху Желябов должен был соединить провода как раз тогда, когда мина окажется сразу же за вторым вагоном. Природа была в беспечности. Солнце повисло над ними, запахи степных трав ещё чувствовались в осеннем воздухе, пронизанном серебристыми нитями паутины. Ещё осы проносились над ними с довольным жужжанием, спеша воспользоваться погожим днём для каких-то своих неотложных дел. |
