Изменить размер шрифта - +
Его сопровождал Рылеев, а позади следовала верховая охрана, на чём настояла Катя. Она вообще стала всё решительней вмешиваться во всё, что касалось охраны. И Александр стал шутливо называть её «министр моей безопасности». Он же оставался беспечен, хотя каждый день приносил всё новые вести о вылазках террористов.

   — Ну чего они добьются своими смертоубийствами? — сетовал он не однажды. — Только ожесточения власти. И я не могу этому ожесточению препятствовать. Сожалею, но мне пришлось, повторяю: пришлось, подписать указ, ужесточавший наказание за политические преступления вплоть до смертной казни и упрощавший до минимума всю процедуру судопроизводства по этим делам. Я был вынужден!

Но безумство храбрых, или смелых, всё едино, продолжалось. Это было именно безумство, когда последствия совершённого драматичны, а цель туманна и недостижима. И была жертвенность во имя этой цели — жертвенность безумцев. Они во что бы то ни стало жаждали заявить о себе. И выбирали для этого способы кровавые, безумные.

Сторожила царский поезд и другая группа — вторая — невдалеке от городка Александровск Екатеринославской губернии. Супружеская пара поселилась под фамилией Черемисовых — Анна Якимова и Андрей Желябов, и дворник Степан — Окладский. Долго искали подходящее место. Сняли домишко на окраине: по счастью, он был необитаем, ключ от висячего замка на дверях находился у соседей. Почти день пространствовали, пока вселились.

   — Мы выбрались из душного города, каков Киев, на природу. Дачники мы, — объяснила Анна Васильевна владельцами ключа. — А где хозяева этого домика?

   — Дав тот же Киев отправились. На заработки. Тут на одних произрастаньях не проживёшь. Мы вот тоже думаем податься в Екатеринослав, продать бы дом, да ведь кто купит. Вы бы не пожелали?

   — Куда там. Мы в Киеве своим домиком живём, муж служит в конторе, дали ему отпуск, вот мы и решили съездить в тихое место. Нам друзья Александровск похваливали: здесь у вас-де дёшево и тихо.

   — Да уж тихости премного да и жизнь недорога: молоко, яйца, куры, конечно, овощи разные. Вишни у нас пропасть, сами изволите убедиться. Её и покупать не надо — эвон сколь опало, некому собрать.

   — Ах, Господи, благость-то какая, — намеренно шумно восхищалась Анна Васильевна.

Желябов помалкивал. Он знал: Анна всё, что нужно, скажет за него. Она прошла огонь, воду, медные трубы и чёртовы зубы. Хоть было ей всего-навсего двадцать три, а он на целых пять лет старше, но в делах, так сказать, бытовых она была верховодкой. Аня — поповна, еперхиалка, язык подвешен, судились вместе на процессе ста девяноста трёх, были оправданы тоже вместе — суд ещё был либерален. И вместе вошли в террористическую группу «Свобода или смерть», хотя, сказать по правде, очень плохо представляли себе, о какой свободе идёт речь. Впрочем, он, Андрей, уже нарисовал себе идеал свободы. Свобода — это республика с избранным правительством и парламентом, свобода — это возможность излагать свои взгляды в газетах, свобода — это власть народа. На этом круг замыкался: избранные парламент и правительство и символизировали власть народа.

У Желябова были несомненные ораторские способности, хоть он и сын дворовых крестьян. Развил он их в гимназии, где выступал на сходках, а потом на юридическом факультете Новороссийского Университета в Одессе. Он ораторствовал на студенческих сходках, где страсти были куда накалённей, а цель была уже определена: долой самодержавие! Он, естественно, угодил в зачинщики и был выслан из Одессы...

Пока Аня объяснялась и объясняла, Андрей хмуро молчал, нахлобучив на глаза фуражку с двуглавым орлом. Эта чиновничья фуражка производила на провинциалов завораживающее действие.

Быстрый переход