— А хочешь я подарю тебе настоящую живую лошадку, только маленькую? Она зовётся пони.

   — Хочу, хочу! — загорелся мальчуган. — А её можно держать в комнатах?

   — Нет, Гогоша, у лошадей есть особые комнаты — конюшни. Да ты наверняка бывал в них.

   — Да, Ваше величество, бывал. Но все лошади в конюшнях очень большие, такие большие, что мне нужна лесенка, чтобы забраться. А лесенки в конюшнях нет. Однажды конюх посадил меня на большую лошадь. Мне не понравилось — очень высоко.

   — Конечно, ты оседлаешь большую лошадь, когда вырастешь. А на пони ты сможешь забраться сам.

   — Сам?! — глаза малыша загорелись. — Как вот на эту лошадку с колёсиками?

   — Нет, милый. Пони повыше, чем твоя лошадка на колёсиках, — смеясь ответил Александр, — придётся тебе обхватить его за шею, чтобы залезть на него.

   — Всё равно хочу. Я сумею, правда сумею.

   — Вот и решили. Надо однако спросить разрешения у мамы. А вдруг она будет против?

   — Нет-нет, я её уговорю. Я буду послушный, выучу все уроки по-французски, по-английски и по-русски...

   — Ну хорошо, хорошо. А как ты ладишь с Оленькой и Катюшечкой?

   — Они меня слушаются. Ведь я старший и потом я всё-таки мальчик, а они девчонки.

   — Фи, как грубо. Девочки, Гога, девочки, твои сестрички.

   — Они плаксы. И потом, они не хотят играть в войну.

   — Война, мальчик мой, не для девочек. Уверен, мама и тётя Варя говорили тебе об этом.

   — Говорили, — мотнул он головёнкой в кудряшках, — но всё равно раз нет других мальчиков, пусть они будут вместо мальчиков.

Александр снова рассмеялся.

   — Да, вам смешно, — обиженно протянул Гога, — а мне не с кем играть в войну против турок.

   — Вовсе не обязательно играть в войну. Война скверное дело.

   — Но ведь вы, Ваше величество, были на войне против турок, разве вы могли делать скверное дело?

   — Видишь ли, дружок, я не хотел идти на войну, но турки вынудили. Они начали первыми. И мне ничего не оставалось, как послать войско прогнать их с нашей земли.

   — Но мама говорила, что вы их победили, — не унимался мальчуган, — и прогнали далеко-далеко, до главного турецкого города.

   — Верно, такое было, — серьёзно отвечал Александр. — Но ведь они захватили землю наших единоверцев, и её надо было освободить.

   — А кто такие единоверцы?

   — Это те, кто считает Христа своим Богом. Ты ведь молишься по утрам. И вечером перед сном.

   — Да, я знаю пока одну молитву. Она называется «Отче наш...». Отче — это Бог, Христос.

   — Отче — это отец на славянском языке. Вот я твой отец.

   — Разве вы Бог? — удивился Гога. — Мама говорит, что вы мой папа. А папа это вовсе не отче.

Александр прижал к себе маленькое тельце. Он был растроган и умилен. Какая это радость — быть отцом такого вот малыша, отвечать на его простодушные вопросы — радость и очищение, ни с чем не сравнимое.