Плюс, он больше не жил в доме своих предков. Это больше не его жизнь.

«Это больше не его жизнь».

«Это больше не его жизнь».

И пока он снова и снова говорил себе эти слова, ныне не существующее прошлое, стояло прямо позади него и заглядывало через плечо… судило и находило его не просто неполноценным и второсортным, совершенно и абсолютно никчемным.

Это было сродни фантомной боли конечности: гангрена исчезла, инфекцию вырезали, ампутацию завершили… но ужасные ощущения остались. Все еще, сука, болит. Тем не менее, ты уже хромоногий калека.

«Все те женщины… вообще женский пол… в чем заключается их истинный характер сексуальности, — внезапно задался вопросом он. — Что в них влечет?» Он трахал их, потому что хотел трахнуть. Он выбирал их в клубах и барах, черт, даже в том отделе в торговом центре, куда ребята отправились разжиться Джону Мэтью на какие-нибудь классные тряпки, после его изменения.

Он выбирал женщин, выделяя их из толпы, применяя что-то вроде фильтра данных, который отсеивал некоторых, а остальных подсвечивал. Раньше они ему отсасывали. Он им вылизывал. Нажаривал их сзади, сбоку, спереди. Хватал их за груди.

Он делал это все по собственному выбору.

Было ли с парнями иначе? А даже если и было, разве должен он вообще приклеивать на себя ярлык?

И если не шлепнул на себя бирку с определением, разве это означает, что он не является кем-то, кого его родители — которые, черт возьми, мертвы и все равно его ненавидели — не одобрили бы?

Пока вопрос выжигал Куину мозг, обрушиваясь на него именно с тем родом самоанализа, который парень всегда вырезал ножом из своего мыслительного процесса, он пришел к осознанию, которое потрясло его даже еще сильнее.

Даже в самой гребаной малости.

Истинная обнаруженная им проблема, заставляла казаться всю эту чушь прогулкой по парку.

Эссэйл не потворствовал ругани. По его мнению, она была вульгарной и лишней. Но, даже не смотря на это, всю эту неделю не иначе, как просто хуевой, назвать было нельзя.

Внизу, в подземной части его дома, они с близнецами только закончили упорядочивать улов нескольких последних дней; купюры были сложены в пачки, пересчитаны машинкой, перетянуты резинкой, а затем разложены согласно эквиваленту ценности… и итог впечатлял, даже по его меркам.

Все указывало на то, что у них было около двухсот тысяч долларов.

Главный лессер и его веселая шайка убийц проделали неплохую работу.

И он должен бы быть счастлив.

Но не был.

На самом деле, он был жалким гребаным сукиным сыном… а поганое чувство юмора просто добавляло ему эксцентричности.

— Отправляйтесь к Бенлуису, — сказал он близнецам. — Заберите новую партию кокаина и возвращайтесь ее расфасовывать.

Близнецы мастерски бодяжили это дерьмо с добавками и расфасовывали его по пакетикам, что было на руку. Убийцы распространяли в три раза больше, чем продавалось прежде.

— Затем займитесь доставкой. — Эссэйл проверил свои часы. — Она назначена на три утра, так что времени у вас предостаточно.

Поднявшись из-за стола, он поднял руки над головой и потянулся, выгибая спину. Последнее время тело Эссэйла было одеревеневшим и он знал причину. Постоянное пребывание в полувозбужденном состоянии напрягало мускулы его бедер и плеч, не считая прочих физиологических аспектов… которые крайне плохо поддавались самоконтролю.

После того как Эссэйл годами не особо заботился об обслуживании собственной эрекции, у него развилась привычка самостоятельно себя удовлетворять.