Забрезжили кое-какие мысли, обозначились пока еще призрачные, как паутина, параллели и мосты, где-то совсем вдали, словно ворчащая и посверкивающая за горизонтом туча, начало намечаться некое обобщение. И уже становились ощутимы первые признаки знакомого, слегка подзабытого лихорадочного возбуждения, но тут перед Олегом пронзительно взвизгнули тормоза.

— Эй, на посту стоишь, что ли? — рявкнули из брезентовой глубины газика. — Садись, старик!

Дверца распахнулась — за рулем громоздился бородатый, черный как жук верзила с волосатыми ручищами. Наверно, только лишь по знакомому орлиному носу, голубым глазам да еще широченной улыбке и узнал Олег старого товарища по университету — геолога Валерия Афтэкова.

— Шофер заболел. А тут срочно в управление! Пришлось сесть за баранку! — Афтэков говорил, словно командовал на плацу. — Завтра обратно в поле. Что мы там сейчас нашли — это же прямо турецкие сказки! Сезам, откройся! Запарка поэтому дикая. Но я не я, если через пару-тройку лет наше месторождение не прогремит на весь Союз! Ну, а ты как? Живем в одном городе, а видимся мельком раз в три года.

— Так себе… — Олег уныло глядел на летящую под капот дорогу. — А говоря точнее — неважно…

— Ну-у, то-то я гляжу, стоит у обочины, как птица марабу. Случилось что-нибудь?

— Да как сказать…

Он помолчал и вдруг, сам того не ожидая, качал рассказывать про котенка, чувствуя в то же время, насколько чепухово все это должно выглядеть со стороны, ибо связать умерщвление котенка с эвтаназией можно только средствами поэзии.

— Котенок? Блажь! — громыхнул Афтэков с прямотой истинного полевика. — С жиру беситесь, товарищи горожане!

— Останови машину! — Олег вспылил скорее приличия ради, чем искренне, на это у него сейчас просто не было сил. — Не желаю я с тобой общаться!

Афтэков расхохотался.

— Нету, милай, поздно! Уже приехали!

С этими словами Афтэков лихо сделал левый поворот и вкатил во двор, окруженный трехэтажными домами геологов.

— Жена, понимаешь, тоже в поле, — объяснял Афтэков, открывая квартиру. — Детей отвезли к моим старикам. В общем, обычная геологическая жизнь. Вот такие караси.

Афтэков был громогласен и деятелен — привык у себя в поле и двигаться, и жить широко, размашисто.

— Олег, иди сюда! — командовал он. — Вот тебе нож, картошка — начинай чистить. Свежая картошка, чудо! Я ребятам везу пару мешков. И еще капусты, огурцов, ре диски. Консервы-то, сам понимаешь, надоедают. Правда, мясо у нас всегда свежее — имеем лицензии на отстрел сохатого.

Афтэков гремел посудой, орудовал ножом, шумел и хохотал. А на сковороде между тем уже что-то шкварчало. Аппетитно запахло свежими огурцами, были политы сметаной помидоры, нарезана колбаса и почищена рыба. Вялый поэт незаметно для себя втянулся в эту веселую кухонную суету — тоже шумел, приплясывал у плиты, снимая пробу, и даже успел пропустить стопку водки.

Ужинали не спеша. Олег ел через силу. Афтэков же, наоборот, — с аппетитом, с видимым наслаждением. Завидно было глядеть на него, надежного, уверенного в себе начальника партии, ворочающего большими и настоящими делами.

Покончив с едой, Афтэков откинулся на спинку стула и достал папиросы.

— А в поле, брат, курю только махорку. Принципиально.

Он прикурил, сделал пару затяжек и вдруг глянул сквозь дым проницательно и остро.