Мойра выпила слишком много вина, и ей ко всему прочему стало жарко. А до спасительной постели нужно было терпеть еще несколько часов.

     Разумеется, ей все равно приходилось улыбаться и пить каждый раз, когда рыцари подходили к ней, чтобы поднять бокал за ее здоровье. Гости сменяли друг друга с такой быстротой, что у нее закружилась голова.

     Наконец, испытывая огромное облегчение, Мойра объявила о начале танцев.

     Обычай требовал, чтобы королева танцевала в первом туре, и Мойра обнаружила, что от движения и музыки ей стало легче.

     Разумеется, Киан не танцевал. Просто сидел за столом. Словно король, страдающий несварением желудка, подумала она, глупо злясь оттого, что хотела танцевать именно с ним. Чувствовать его руки, смотреть в его глаза.

     Он сидел, окидывая взглядом толпу гостей и медленно потягивая вино. Мойра покружилась с Ларкином, поклонилась дяде, ударила в ладоши с Хойтом.

     А когда снова посмотрела в сторону стола, Киан исчез.

     Ему не хватало свежего воздуха — более того, ему не хватало ночи. Темное время суток оставалось его стихией. То, что скрывалось под маской человека, будет всегда жаждать ночи, стремиться к ней,

     Киан поднялся наверх и вышел наружу, где царила густая тьма, а музыка из зала доносилась лишь слабым серебристым эхом. Луна была затянута облаками, огоньки звезд казались размытыми. К утру должен начаться дождь — Киан буквально чувствовал его запах.

     Двор внизу освещался факелами, на стенах и у ворот была расставлена стража.

     Он услышал, как один из часовых откашлялся и сплюнул, потом от внезапного порыва ветра захлопали флаги на башне. При желании Киан мог бы услышать, как копошится мышь в своем гнезде, устроенном в щели между камнями, или бумажный шорох крыльев летучей мыши, кружившей в небе.

     Киан мог слышать то, что не слышали другие.

     Он чувствовал запахи людей — соль на коже, густой аромат крови, струящейся по жилам. Жажда никогда не покидала его — потребность охотиться, убивать, пить кровь.

     Вкус горячей, свежей крови во рту и в горле. Ее жизненная сила, которой не хватало в свиной крови из пластиковых пакетов. Горячая — он хорошо помнил первый вкус крови, — всегда горячая. Согревавшая то, что было холодным и мертвым, и на мгновение вдыхавшая жизнь — или ее тень — в этот холод и тлен.

     Так приятно иногда об этом вспоминать. Приятно вспоминать то, чему он противопоставил собственную волю. Но главное — помнить, что именно крови жаждут те, против кого он сражается.

     Людям не понять его. Даже Блэр, которая знает о вампирах больше других.

     И все-таки они будут сражаться, будут умирать. А на их место придут другие и тоже будут сражаться и умирать. Конечно, некоторые побегут — без трусов не обходится ни одна битва. Другие же онемеют от страха и замрут на месте, ожидая смерти, словно кролики в лучах фар.

     Но большинство не покинет поля боя, не спрячется, не окаменеет от ужаса. Долгие годы наблюдая за жизнью и смертью людей, Киан понял: когда отступать некуда, они бьются, словно демоны.

     Если люди победят, появится огромное количество песен и легенд. Через много-много лет старики будут сидеть у камина и рассказывать внукам и правнукам о славных деньках, демонстрируя боевые шрамы.

     А кто-то будет просыпаться в холодном поту, вновь и вновь переживая во сне ужас войны.