Предугадать мне трудно. Но ты чужак, и поэтому я тебе скажу об этом, чтобы ты был осторожным: Дарум – сумасшедший.
Рафт вздрогнул и уставился на воина.
– Ваш царь сумасшедший?
– Да.
– И тем не менее он властвует?
– Конечно, – ответил Ванн. – А почему нет? Он бывает и в своем уме. Ну а если нет – это не так уж и важно. Только для тебя это вопрос жизни и смерти. А может быть, – задумчиво проговорил он, – это вопрос жизни и смерти и для Паитити. Помни, Дарум не твой царь.
– Да уж надеюсь, – искренне согласился Рафт.
– Он один из нас, – пробормотал Ванн, и глаза его засветились. – И еще, буду рад, если ты останешься жив. Я бы очень хотел встретиться с тобой в поединке, Крэддок. Мы пришли, – с этими словами Ванн поднял тяжелую портьеру, за которой начинался темный проход. – Входи.
– Спасибо, – сказал Рафт и шагнул вперед.
Ванн опустил полог сзади него. Наступила тишина, едва нарушаемая непрекращающейся вибрацией, от которой подрагивал весь замок. И даже сюда доносился равномерный гул.
Рафт подошел к следующей портьере, которая закрывала проход.
Они здесь все другие, подумал он, другая раса. Убийство для них – игра, а смертельный поединок – физическое наслаждение. И для них нет ничего странного в том, что ими правит сумасшедший царь.
Он помедлил перед портьерой, но в конце концов отодвинул ее в сторону и оказался в полумраке.
Тусклый, отливающий багрянцем свет лился со всех сторон. Определить, насколько большим было помещение, в которое он вошел, Рафт не мог. Вокруг него смутно что-то вырисовывалось, и вдруг одна из теней шевельнулась – и Рафт увидел два сверкающих крута: на него смотрели чьи-то глаза. В носу защипало от резкого запаха духов. Подземный гул, казалось, сотрясал все пространство комнаты.
И ни единого звука вокруг. Рафт помедлил и шагнул вперед. Глаза неотступно следили за ним. Вскоре он различил тонкую фигуру, лежащую на чем-то большом и бесформенном, – мягкую линию подбородка и лицо, обрамленное едва заметной шапкой волос.
Рафт остановился в ожидании.
Он чувствовал, что это был уже другой человек, совсем не похожий на того, который дрался во дворе замка. Он изменился даже физически. С Дарумом произошла какая-то перемена, и это было очевидно, но какая – Рафт определить не мог.
– Садись, – проговорил царь по-индейски. Даже его голос звучал сейчас иначе. Сдержанно и бесстрастно, словно далекая музыка.
Рафт вытянул руку, нащупал диван и сел. Наблюдавшие за ним глаза сверкнули зеленым цветом.
– Слушай, – приказал Дарум.
В его ногах шевельнулась тень. Мягкие линии выдавали женскую фигуру – саму женщину было почти не видно, но от ее дыхания веяло холодным ужасом. А потом Рафт услышал звук, в котором слились флейта и вздыхающая лютня. Этот звук был почти голосом, который о чем-то молил и спрашивал.
Царь заговорил снова:
– Юранн хочет знать, зачем ты пришел в Паитити, Крэддок. Музыка – это ее голос, по-другому она не говорит. Но она спрашивает, кто ты? Из какого ты мира?
Снова запели струны, и в них прозвучал вопрос. Рафт подался вперед, но взгляд царя остановил его.
– Он – бог, Юранн, – сказал Дарум, обращаясь к женщине и указывая на Рафта. – Он был здесь в самом начале, и сейчас, в самом конце, пришел снова. С тех пор как он впервые увидел Паитити, на свет появился новый род, и тень, которую отбрасывает Пламя на все живое, приблизилась к этому роду.
Зазвучала флейта – она вздыхала о наступающей тьме, о туче, которая стремительно застилала эту землю.
– Но есть и другие тени, – прошептал царь. |