Прежде чем путешественники смогли отбежать, тьма сомкнулась вокруг них! Чудовище проглотило их всех целиком!

Очнувшись, они поняли, что стоят на каком‑то холме. Холм покрыт снегом, свищет ледяной ветер, и с каждым мигом становится все холоднее.

Путешественники прижались друг к другу, чтобы сохранить хоть каплю тепла. Скелету повезло больше других, он не чувствовал холода, хотя снег уже успел шапочкой нагромоздиться на его черепе. Буря ликовала вокруг, затмевая солнце и небо. Вихри.., одни вихри с завыванием проносились мимо них, то закручиваясь, то распрямляясь. Они оказались в брюхе воздушного чудовища?

Ветер становился все сильнее и сильнее! Они даже не успеют замерзнуть, потому что их снесет… куда‑то вниз!

– Н‑н‑надо иск‑к‑кать к‑к‑какой‑то пу‑путь, – стуча зубами, проговорил Эхс.

– Мне кажется, мы попали в область воздуха, – сказал скелет. – В гипнотыкве есть и такая.

Если воздух побеспокоить не вовремя, то он становится страшно буйным.

– Волшебно, – послышался голосок копуши из‑под кучи снега.

– Но ужасно, – добавила Чекс. – Я вот‑вот превращусь в сосульку. А что, если нам забраться под снег? Там можно переждать эту круговерть.

– Вряд ли нам удастся переждать, – сказал скелет. – Воздух, если обидится, то бушует до тех пор, пока не уничтожит обидчика.

Действительно, буря все чаще, все злее швыряла в путешественников своим ледяным песком.

– Эх, тоннель бы прорыть, – пробормотала Чекс. – Но я ведь так боюсь замкнутого пространства. В том подземном коридоре, который мы недавно прошли, я не умерла от страха только потому, что знала – это гипнотыква, это как бы во сне.

– Я попробую прорыть, – тут же вылез из‑под своего сугроба копуша.

Он надел особые, предназначенные для снега когти и погрузился в белоснежную толщу. Через минуту он совсем исчез, и только вылетающие откуда‑то фонтаны снега свидетельствовали, что копуша трудится не покладая лап.

– А в твоем сне боязни замкнутого пространства не было, – вдруг сказал скелет. – Почему?

– Да, во сне я больше боялась гнева кентавров, чем погребения заживо в тоннеле, – согласилась Чекс. – Но раз я перестала бояться кентавров, то, быть может, и замкнутого пространства перестану бояться. Вот сейчас копуша пророет тоннель, и я проверю.

Работа копуше предстояла немалая, а морозный вихрь усиливался. Чекс предложила сложить из снега стенку и спрятаться за ней. Кентаврица тут же начала рыть снег, но руки у нее быстро посинели от холода.

– Если бы хоть какую‑нибудь копатку, – проговорила она, засунув оледеневшие руки под крылья.

– У меня есть лопатка. Будет вам отличная копатка, – почему‑то стихами заговорил Косто.

Если бы не мороз, Эхс подумал бы, что бедный скелет перегрелся на солнце.

– Ты чего, Косто, заболел? – участливо спросил Эхс.

– Моей лопаткой вполне можно копать, – объяснил скелет как ни в чем не бывало. – Ну, Чекс, стукни меня.

– А, сейчас, – с готовностью откликнулась Чекс.

Чекс ударила скелета в ногу, тот мгновенно рассыпался, а кентаврица нашла среди груды костей лопатку и невозмутимо начала копать. Эхс ущипнул себя, думая, что вся эта картина ему лишь привиделась. Но это была суровая правда. И тогда, одолев внутреннее сопротивление, Эхс подошел к валяющейся на снегу горке костей, порылся, нашел вторую лопатку и тоже начал копать.

И тут копуша высунул голову из норы.

– Я нашел пещеру, – сообщил он.