А Герда Кристоу вряд ли уничтожила бы эти отпечатки до того, как выстрелить. Зачем ей делать это?
— Ну конечно! — воскликнула она. — Вот это что! Эхо!..
— Эхо? Что вы хотите сказать?
— То, что «Долина» — это только эхо! Эта мысль мелькнула у меня в субботу, когда я тут гуляла. «Долина» — это эхо Айнсвика! И мы, все Эндкателлы, тоже только эхо, тени! Мы — не реальны! Как жаль, месье Пуаро, что вы не знали Джона. По сравнению с ним мы все призраки! Джон был существом воистину живым, жившим!
— Я знаю, мисс Савернейк…
— А он мертв… Мы, тени, бродим здесь будто живые… Это какая-то дурная шутка!
Ее лицо, молодое и спокойное, когда она говорила про Айнсвик, теперь было скорбным и постаревшим от горя. Генриетта была так далека от настоящего, что ей пришлось попросить Пуаро повторить вопрос, который он ей задал.
— Я спрашивал вас, любила ли ваша тетя, леди Эндкателл, Джона?
— Люси?.. Прежде всего, она мне не тетя, а кузина. Да, она была очень привязана к Джону.
— А ваш… кузен — мистер Эдвард Эндкателл?
Генриетта, казалось, смутилась.
— Он не питал большой симпатии к Джону, но ведь он его едва знал.
— А другой ваш кузен, мистер Дэвид Эндкателл? Лицо Генриетты посветлело.
— Вот он — другое дело! Я думаю, что он всех нас ненавидит. Он вырос в библиотеке и сейчас проводит там все время. Он читает Британскую энциклопедию.
— Значит, он умный человек!
— Я его немного жалею. У них в семье жизнь была очень тяжелой. Мать — болезненная, характер у нее — отвратительный. Она нашла способ обороняться от действительности, возомнив себя лучше всего остального человечества. Это можно выдерживать долго, но иногда неизбежны срывы. И вот появился Дэвид — слабый и уязвимый. Бедный мальчик.
— И он считал себя лучше и выше доктора Кристоу?
— Он хотел бы уверить себя в том, что гораздо выше, но не достиг цели. Я думаю, что Дэвид хотел бы быть таким человеком, как Джон, и это еще одна причина, по которой Дэвид не питал к нему симпатии.
— Пуаро задумчиво покачал головой. Он заметил человека, который шел по берегу пруда и внимательно разглядывал землю.
— Этот человек, — громко сказал Пуаро, — один из сотрудников инспектора Грэнджа. У него такой вид, как будто он что-то ищет.
— Следы, без сомнения, какие-нибудь вещественные доказательства. Разве не это ищут все полицейские? Пепел сигареты, обгоревшие спички…
Генриетта произнесла эти слова с некоторым презрением.
— Правильно! — серьезно сказал Пуаро. — Все это разыскивают и, кстати, иногда находят. Но главное, мисс Савернейк — это то, как ведут себя люди, замешанные в деле, их манера держаться.
— Я не совсем вас понимаю.
Пуаро откинул голову, наполовину прикрыв глаза, и продолжал:
— Это все небольшие детали… Жест, взгляд, неожиданное движение.
Теперь он совсем закрыл глаза.
— Стало быть, вы думаете, что это я убила Джона? — медленно спросила Генриетта.
— Умирая, он произнес ваше имя, не так ли?
— Вы полагаете, что это было обвинение? Ошибаетесь.
— Тогда что же это было?
Носком туфли Генриетта рисовала на песке какие-то узоры.
— Неужели вы уже забыли, — очень тихо сказала она, — все, что я вам рассказала о… характере нашей связи?
— Это верно! Вы были любовниками. Покидая этот подлый мир, он последний раз повторил ваше имя. |