— Так что ж, значит ничего не выйдет. Не видать мне его… — Ваня опустил глаза, ему стало ужасно обидно, что Урт может видеть всякие чудеса, а ему позволено только на головастиков, да пиявок смотреть.

Водяной посидел, глядя куда-то на верхушки леса и барабаня по себе по коленкам. Встал, прошёлся по берегу реки.

— В самом деле, неужто не увидеть тебе никогда сома-солнце? За всю жизнь ни разу не увидеть?

Урт расстроился, забегал по берегу, как ужаленный, издавая горлом какие-то хлюпающие звуки.

— Нет, ты подумай, всем можно, а ему нет… Такое чудо, вся река глаза вытаращит, а он в стороне останется, — говорил он сам с собой.

Потом, его словно что-то вдруг осенило и он бросился в сторону тростниковых зарослей, что росли неподалёку. Обратно водяной вернулся, неся в руках несколько длинных стеблей. На ходу оборвал и выбросил листья с метёлками.

— Вот, теперь ты его увидишь. Дышать через тростинку будешь.

Мальчик взвизгнул от радости и даже не нашёлся, что ответить. Схватил стебель и стал в восхищении разглядывать его, словно это было невесть какое чудо.

На следующий день рано утром Ваня явился на берег Ягодной Рясы.

— Урт! Ты где? — позвал он. — Я пришёл на сома смотреть.

Водяного нигде видно не было. Ваня прогулялся вдоль неспешной речки. Ряса тихонечко бормотала что-то, играла «зайчиками» от молодого солнца, ласково гладила корни лозинок, склонившихся к воде, журчала в тростниках. Ваня огляделся и увидел, как в одном из речных заливчиков, сплошь затянутом ряской, зелёный покров зашевелился и из-под него выступил Урт.

— Эгей! — закричал Ваня и замахал руками. — Я здесь!

Водяной потянулся, квакнул и по-собачьи встряхнулся. Во все стороны полетели клочья ряски. Урт медленно вышел на берег и, улыбаясь, направился к мальчику.

— Пришёл, хорошо, — сказал он. — А я, понимаешь, только проснулся. Ты погоди чуток. Есть хочется, сил нет. Я быстро.

Урт прыгнул с берега в реку. Вода в Ягодной Рясе чистая, и Ваня следил за ним, пока тот не исчез в зарослях «водяного шёлка». Вскоре водяной снова появился на берегу с двумя карасями в руках.

— Смотри, какие красавцы! — сказал он, покачивая рыбьими хвостами. — Будешь?

Ваня испуганно отшатнулся.

— Жалко же… — сказал он.

— Отчего же? Когда я умру, меня тоже съедят. И нет тут ничего страшного.

Он склонился над головами карасей, что-то тихо прошептал и с размаху ударил добычу об землю. Рыбы выгнулись дугой и обмякли. Чёрные капельки зрачков их помутнели, словно кто молока в чернила плеснул.

— Зачем ты это? — спросил Ваня.

— Я же их съесть хочу, а не мучить. Они ничего и почувствовать не успели.

— А что ты им сказал?

— Что я их брат и очень их люблю. А потом попросил прощения.

— Ты просил прощения у рыб? — удивился Ваня. — Правда?

— Нет, не совсем правда. Но так тебе будет понятней.

После этого Урт проворно съел добычу, закусил листьями камыша, хлопнул себя по животу и повернулся к мальчику.

— Готов?

— К чему?

— Под воду?

— Готов, — с волнением сказал Ваня.

— Хорошо. Чую, сегодня он приплывёт, сом. Пора уж. Вон жара какая стоит.

Вскоре Урт и Ваня уже лежали на густо заросшем водорослями мягком дне реки и смотрели на небо.